Кейт Куинн - Змей и жемчужина

Под моим взглядом он осёкся.

— Я думала, я поеду в Карбоньяно вместе с тобою, — сказала я наконец. «Премилое местечко Карбоньяно, — так о нём говорила мадонна Адриана. — Премилое и процветающее». Я представляла себе сады и празднества на свежем воздухе, много места для верховых прогулок и охоты. В Карбоньяно я научусь любить своего мужа, и мне не придётся больше думать о большом пальце, едва касающемся кончиков моих пальцев.

— Думаю, кардинал Борджиа отпустит меня, — молвила я, так и не дождавшись ответа Орсино. — Видишь ли, он не хочет, чтобы я отдавалась ему против воли. Если я ему скажу...

— Я не могу так рисковать, — с несчастным видом отвечал мой муж. — Если кардинал что-то заподозрит... Может быть, потом, когда он оставит тебя ради другой...

— А что мне делать до того? — Я привела в порядок ленты корсажа, потянув за них, пока они не сравнялись по длине. — Жить с любовником, как будто он мой муж, и навешать мужа, как будто он мой любовник?

— Так мы всё-таки могли бы иногда видеться, — с надеждой в голосе ответил на это мой муж.

— Знаешь, странно всё получается. — Я заправила выбившийся из причёски локон, обратно в сетку. — Все последние недели кардинал Борджиа уговаривал меня стать его шлюхой. Но единственный раз, когда я действительно чувствую себя шлюхой, — это сейчас.

— Джулия...

— Не прикасайся ко мне.

Я отпрянула от его протянутой руки, словно это была гадюка, и выплыла из конюшни со всей ледяной грацией, на которую только была способна.

Нелегко быть хоть сколько-нибудь грациозной, когда по твоим бёдрам струйками стекает кровь. Вместе с остатками твоей гордости, чувства собственного достоинства и надежд.

— Мадонна Джулия! — Малышка Лукреция понеслась мне навстречу, едва я снова вошла в конюшенный двор. — Вы видели вашу кобылу? Отец выбрал её специально для вас, хотя всю эту неделю он был ужасно занят в Коллегии кардиналов. Могу я посмотреть на неё сейчас, когда я уже закончила свой урок французского? Пожалуйста, пожалуйста, скажите, что когда-нибудь я смогу на ней покататься!

— Можешь кататься на ней, когда захочешь, — сказала я, целуя её в макушку, и поспешила прочь, прежде чем она увидела на моих глазах слёзы.

Собирать травы — это, как правило, дело тех, кто выполняет на кухне самую грязную работу, или работа для провинившихся подмастерьев, которых требуется наказать. Подъём на рассвете, чтобы наполнить корзинку на огороде, потом травы надо промыть, нашинковать, просушить. Никто не хочет этим заниматься, и, чтобы заработать немного хорошего отношения к своей персоне среди всё ещё недовольных моим вторжением в кухонную иерархию подмастерьев, я вызвалась сделать это нынче сама. Мне нравилось собирать травы. Ходить среди растений, растущих в горшках и прямо в земле, с мокрым от росы подолом, хлопающим по лодыжкам, вдыхать резкие, чистые ароматы розмарина, мяты и тимьяна, наслаждаться сырой прохладой утра до того, как ударит летний зной. В этот час сразу после рассвета я могла видеть, как передо мною расстилается сегодняшний день, гладкий и совершенный, как плошка только что взбитых сливок: пока ещё не убежало ни одно рагу, не уронили ни одну кастрюлю, нет ожогов на кончиках пальцев от чересчур горячих сковородок и никаких грубых судомоек, которых надо ставить на место. Прохладное, пахнущее душистыми травами, уединение.

Но нынче я была среди кустов розмарина не одна.

— Мадонна Джулия! — изумлённо молвила я.

Она обернулась, всё ещё облачённая в вышитый халат, надетый поверх ночной сорочки; розовый свет зари блестел на её золотых волосах.

— Извините, я не заметила вас за этими кустами.

Я редко видела её до полудня, а в последнюю неделю не видела почти совсем. В палаццо заезжал муж мадонны Джулии, об этом говорили все слуги. Ему вообще было не положено видеть свою молодую жену, однако конюхи захлёбываясь рассказывали сильно расцвеченные истории о том, что муж и жена якобы кричали что-то друг другу в конюшенном дворе. Я не слишком-то верила этим сплетням, но мадонна Джулия с тех пор действительно по большей части оставалась в своей комнате. Когда она всё-таки выходила, лицо её было мрачно — даже когда она поедала мои запечённые в мёду груши или фальшиво бренчала на лютне, чтобы Лукреция могла практиковаться в танцах с серьёзным маленьким Джоффре в качестве партнёра.

Однако мадонне Джулии всё-таки хватило энергии, чтобы сказать Хуану Борджиа: «Убирайся к чёрту, мерзкий сосунок», когда он попробовал её улестить. Все служанки вдосталь нахихикались, когда он, красный как рак, удалился, топая и ругаясь себе под нос.

Моя хозяйка выглядела печальной и теперь, когда стояла в огороде, водя рукою по копьям свежего лука-резанца.

— Я могу вам чем-либо помочь, мадонна Джулия? — спросила я. — Я могла бы сделать вам поссет, если вам нужно средство, чтобы заснуть.

— Поссет мне не поможет. Я не спала уже неделю. — Её не портили даже фиолетовые тени под глазами, которые выглядели бы ужасно на лицах большинства женщин. — Я искала левкои, левкои и жимолость. Дома, в Каподимонте, моя матушка делала для меня духи из этих цветов. Теперь у меня есть куча дорогих духов, перевязанных ленточками, но мне хочется, чтобы от меня опять пахло левкоями и жимолостью.

Она была грустна, и это никуда не годилось. Её личико было создано для смеха, похожие на вишню губы — для весёлых улыбок, а эти тёмные глаза — для того, чтобы сверкать. Она стояла среди лука-резанца и дикой мяты, опустив глаза в землю и склонив в сторону непокрытую золотоволосую головку. Она казалась мне маленькой, упругой и совершенной, точно каплун, приготовленный для жарки в небольшом количестве оливкового масла с добавлением белого вина, чеснока и кориандра. По крайней мере, так каплуна любила жарить я, а вот у моего отца были на этот счёт некоторые другие интересные идеи, включающие в себя добавление корицы и сиропа из молодого вина (страница 228, параграф «Птица»). Мадонна Джулия была так красива, что большинство девушек были бы готовы её убить из зависти, я ею просто любовалась. Я всегда была некрасива, как кухонная поварёшка, и считала бессмысленным завидовать тем, кому повезло больше меня. К тому же я отнюдь не была уверена, что променяю свой острый поварской нюх и умелые руки на золотые волосы, пусть даже такие же длинные и красивые, как у мадонны Джулии. Талант к приготовлению соусов и выпечки более долговечен, чем красота молодости или высокая белая грудь, и в отличие от них он не влечёт за собой приставаний со стороны могущественных церковников средних лет и сомнительных моральных устоев.

— Вы найдёте левкои в том маленьком саду, что находится рядом с южной галереей, мадонна Джулия, — сказала я, пожалев её. — А здесь огород, в нём в основном растут кулинарные травы. Но жимолость здесь есть. — И я отрезала ей ветку маленьким кухонным ножом, который нынче взяла с собою вместе со своей корзинкой.