Илья Клаз - Белая Русь [Роман]

Письмо наказному гетману Поклонский решил писать следующим днем. Сейчас упросил воеводу Воейкова повременить отправлять чауша с отпиской к государю — хочет приложить и свое письмо. Усевшись за бумагу, долго думал, как писать царю. Даже колебался, писать ли о том, что задумал. Наконец твердо решил — просить!..

Пан полковник Поклонский просил государя, чтоб всемилостивейший царь вознаградил за услуги и подарил ему местечко Чаусы и четыре деревни со всеми угодьями и крестьянами, а также поместье в самом Могилеве. Кроме того, просил поместья в Могилевском повете панам Вартынскому и Шелковскому, которые не жалели животов своих и доказали любовь свою к государю.

Закончив письмо, размышлял, как подписать его. Такие письма государю в Руси было принято подписывать «холоп твой». Об этом знал Поклонский, но называть себя хлопом не хотел. Нашел слово, которое считал достойным. И подписал: «Подданный твой Константин Поклонский».

Алексашка вошел в корчму и положил Ицке в ладонь монету.

— Налей три кружки!

— Сразу три?.. Выпей одну. Потом еще налью.

— Мужики пить будут, — кивнул на Петьку Косого и Степку. — Ну, как тебе живется под государевой рукой?

Ицка пожал плечами.

— Я знаю?.. Живется… Абы войны не было. Если будет тихо, всем будет хорошо. И тебе, и мне, и королю, и панству… Слушай, скажи мне, что это говорят?..

— Не пойму, что спрашиваешь?

— Ой, ты уже не понимаешь! — Ицка обиженно посмотрел. — Почему это нас надо выгонять из Могилева? Куда мы пойдем?

— Кто говорил тебе?

— Ну, все говорят… Пан Поклонский так задумал.

— Не знаю, Ицка. Не слыхал. Не мог он задумать такого. В городе жить всем хватает места.

— Ну и я так думаю.

— У людей языки мотляются, как телячьи хвосты. Не слушай.

— Дай бог!

Втроем уселись на скамье. В корчму зашли челядники. Стало шумно. Петька Косой прижался к Алексашке.

— И я слыхал, что жидов изгонять будут…

Алексашка пил брагу маленькими глотками, смаковал резкое и ароматное питье.

— Куда изгонять? Придумают же!..

— Не пойму, сотник, что сотворили с мужиками? Если мы теперь под великой рукой государя, православный царь наш значит… — Степка посмотрел в глаза Алексашке, запнулся. Потом нашел нужные слова: — Пан тот лях… Собаками травил… А видишь, Поклонский за пана заступился… Неужто государь дал грамоту православный люд пороть за ляха?

— Не слыхал я про такую грамоту.

— У казаков наоборот. Атаман заступается за чернь.

Как у казаков, Алексашка знал не хуже. А разобраться в этом деле теперь сам не мог.

После браги потянуло на сон. Пошли в хату, где были на постое, зарылись в солому и сразу захрапели.

Рано утром Алексашку тормошил прислужник пана Поклонского. И, разозлившись, что не может добудиться, потянул за бороду. Алексашка раскрыл глаза и что было сил огрел прислужника кулаком по лбу. Тот свалился в солому с воем.

— Чтоб тебе рука отсохла, пан сотник!

— Чего будишь? — недовольно накинулся Алексашка.

— Полковник кличет, — ворчал прислужник, размазывая сопли.

— Не спится ему, — Алексашка выругался и стал натягивать сапоги.

В магистрате были Поклонский и Вартынский. Полковник придирчиво осмотрел Алексашку.

— Сабля где?

— Если потребна — возьму.

— Потребна. Сейчас поедешь с драгунами на тайное и важное дело. — Пан Поклонский озабоченно насупил лоб. — Будем изгонять жидов. Драгуны посекут. А тебе глядеть, чтоб ни один не ушел.

У Алексашки пересохло во рту. Почему изгонять из города люд? Чем провинился он перед господом? Да не просто изгонять, а сечь будут. Холодок прокатился по спине. Значит, Ицка правду слыхал. А он, Алексашка, выходит, лгарь. Ничего не сказал пану полковнику, пошел за саблей.

Когда возвратился к магистрату, на площади было и людно, и шумно. Жидовки плакали и кричали:

— Куда гонят нас?

— Почему нельзя жить в Могилеве?..

— Всевышний, помоги нам, — подняв тощие руки к небу, молила старуха.

Вцепившись в стремя, молодая черноглазая не отставала от Поклонского.

— За что нас, пане, изгоняют?.. За что, скажи? Мы все подати отдали!..

— Не знаю! — неохотно отвечал Поклонский. — Не мой указ, а государев!

— Оставь нас в городе, пане!..

— Собирайся побыстрее!.. И не голгочи!

На площадь согнали человек пятьдесят мужчин, баб и детей. Мужчины под руки вели немощных стариков и старух. Старик кивал лысой головой.

— Дали бы спокойно помереть…

— Помрешь, — твердо проронил Поклонский.

— Трогайся! — прокричал черноусый драгун и показал саблей вдоль улицы.

Толпа тронулась. Драгуны недобро поглядывали на людей. Те медленно, словно прощаясь с городом, шли, понурив головы. Возле хат стояли горожане, молчаливым взглядом провожая толпу. Алексашка заметил Ицку и отвел взгляд. Он не сомневался, что Ицка видел и его. Помочь корчмарю ничем не мог.

Отошли от Могилева версты на две. Пан Вартынский велел остановиться. Он объехал толпу, приподнялся на стременах.

— Эй, жидове! У кого выкуп — подавайте пану полковнику.

К Поклонскому бросились люди, вытаскивая из-за пазухи тряпицы. В протянутую шапку полетели колечки, перстенки, броши, серебряные чарочки. Зазвенела монета.

— У тебя что, нет злата? — кивнул Вартынский сгорбленному мужчине с густыми поседевшими пейсами.

— Нету, — развел тот руками.

— Закопал на огороде?

— Огорода тоже нет…

— А что у тебя есть?

— Воши… — ответил человек и потупил голову.

Собрав выкуп, Поклонский пришпорил коня и ускакал в сторону города. За ним пустился Вартынский. Драгун показал на поляну, что простерлась у леса.

— Поворачивай сюда! — приказал он.

Люди почувствовали недоброе, загудели, засуетились:

— Зачем туда? Мы пойдем на Быхов!..

— Отпусти нас… Мы дали выкуп…

Разозленный драгун приказал конникам:

— Секи тут!..

Внезапно засверкали сабли. Крики и вой огласили окрестность. Заметались люди, ища спасения. Но спасения не было. Падали на дороге, обагряя траву кровью. Алексашка судорожными пальцами вцепился в гриву коня. Если б мог он — заложил бы уши, чтоб не слышать криков, раздиравших душу.

Черноусый драгун одним ударом срубил бабе голову, пустил коня наперерез убегавшим к лесу. Когда двое упали, заметил третьего, сбитого с ног, стоявшего на коленях. Тогда только Алексашка увидал, что это Ицка. Стеганув коня, подскочил к Ицке и поднял саблю, защищая от драгунского удара.

— Мой!.. Сам порешу!..

Драгуну было безразлично. Повернув коня, заметил девочку, убегавшую к лесу. Пустился за ней. Привстав на стременах, изогнулся дугой и рубанул всей силой. Та и не вскрикнула — полетела в траву, раскинув смуглые руки.

Алексашка соскочил с седла, толкнул Ицку и придавил к земле. Тот не сопротивлялся.