Валерий Золотухин - Болезнь… (Дневники)

Из чтения письма одной зрительницы понял, что в перипетии с Софроновым надо вставить письмо Б. Полевого.

А теперь на процедуры и в театр. Завтра – выселение. А сегодня должен ответить Яковлев – пленум. Примет ли наше дело к рассмотрению?!

25 октября 1994

Вторник.

Выпьем, выпьем мы за Иру

И опять стакан нальем.

Заночуем у Сережи,

На работу не пойдем.

По Москве идет шумок

От самого Иванова:

Защитилась под шумок

Ирочка Карамова.

Защитила наша Ира

Сегодня, эх, диссертацию.

До чего нас довела

Эх, эмансипация.

Короче, этими куплетами всё сказано, где и про что я был вчера.

А сегодня ждали мы выселения, и судьи пришли, и Золотухин – милиционер. Но выселение отложили до решения Высшего Арбитражного Суда – Яковлева. Надежды мало, и надо подыскивать помещение под декорации и костюмы.

Радио России – авторский канал – назвало нас озлобленными, и у Губенко-де идет работа. Всё, по-моему, наоборот, но Бог им судья.

27 октября 1994

Четверг. Писал, делал зарядку, хорошо молился и доволен тем, что написал.

Вчера ездил с М. Полбенцевой в Химки, в какую-то больницу, отмечавшую своё 80-летие. И долгий, подробный разговор с Денисом о зарубежной церкви, о статье Полозова и вообще. Но главное – это, быть может, первый с Денисом разговор о жизни, о наших отношениях. Он мне откровенно и с трудом, я видел, как ему тяжело, как он старается никого не обидеть, но он всю свою жизнь после моего ухода и прихода Леонида – стоял перед выбором. Мама Нина ставила перед ним вопрос ребром: либо мы с Лёней, либо он, Золотухин, то бишь я. И Лёнька сильно его «скрутил» – выражение Дениса, – он составил ему круг чтения, программу, по его наставлению он первый раз подрался в классе, отстоял себя, и его зауважали и стали побаиваться, и он обрел уверенность. Я понимаю, Лёнька имел на него сильное влияние, но не учел наличие крови. Когда Алла забеременела, будущего сына запроектировано было записать Филатовым. Но Божий промысел отложил эту клиническую идею и послал девочку. С фамилией Филатов Нинка носится не знаю, как с писаной торбой, глупость невероятная. Но Денис одно время и сам подумывал переписать себе фамилию. До чего же Нинка против меня была и сына настраивала. Но теперь, кажется, всё это позади… и на большее, на что может Филатов рассчитывать, и об этом меня просит Денис, быть крестным моей внучки. На его бы, Лёнькином, месте, я бы не стал этого делать. Но если это внесет какой-то покой и мир в отношения, то пусть делают.

28 октября 1994

Пятница. Молитва.

Простудился подводным массажем. Говорило мне чутье – не ходи. Нет, поперся, и вот – сопли, таблетки и пр. Спал с уколом.

Вчера смотрел один акт «Генрих IV». Кому, для чего, что это такое и почему – генеральный спонсор!! Сильное американское лекарство. Надо ехать на Академическую и отлеживаться.

30 октября 1994

Воскресенье. Молитва. Кофе.

По форме, конечно, я был не прав – ну, что это такое? – чтоб отстала, – ну, уж очень надоела. Теперь, небось, надо извиняться. Простуда, кажется, изгоняется из меня. Две ночи дома не ночевал. Но тут расстройство привязалось желудка. От лекарства американского. Вчера смотрел один акт калягинского чеховского – Господи! Да что же это такое?! Зачем им нужны свои подобные постановки-театры? И главное – деньги тратятся, ищутся спонсоры, и они отмывают на подобном искусстве деньги свои, что ли? Ничего не понимаю?!

Любимовприслал распределение, я – Креонт, а не Ясон. Ясон – Беляев. Обидно, но, кажется, справедливо. Роль плохая Креонта, никакая, но да ведь и ответственности никакой. А месяц с лишним жизни в Греции… кроме того, что это заработок, это еще и рукопись. Поэтому надо торопиться сейчас… писать, писать и писать… организовывать материал.

Можно лечь спать и не писать дневник, но это будет – лень.

1. Утром был в церкви, забрал в больнице З.Т., приносил извинения и пр.

2. Обедал, лежал, принял душ, заправился на набережной Яузы.

3. В театре получил предложение от Розова Александра Георгиевича «Российское ТВ» – вести передачи об интересных русских мужиках… надо найти хоть одного для початку.

4. С Луневой пили чай и обсуждали последствия отрицательного резуса и как это может сказаться на потомстве. Она хочет родить к 100-летию Есенина. Во дает тётка!!

5. Приходил Костя подписывать бумаги – Ульянову и так далее.

6. Хорошую песню про сапог кирзовый спела мне Татьяна. Это уже репертуар.

7. Связывался с Ростовом-на-Дону по 13 – 14 ноября.

31 октября 1994

Понедельник. Вечер. Перед сном.

О чем я думал, таская свои афиши под дождем Казанского вокзала в ожидании состава Москва – Ростов-на-Дону. Ожидая и зябнув на ветру и под взглядами?! О том, что слава Богу, что мои афиши нужны где-то, значит, и я сам еще нужен. Что я могу еще что-то заработать, а вот Феликс не может, он не нужен в Ростове и дальше. Я у него хотел одолжить тысячу на жетоны метро. «Если у Валерки нет денег, совсем дело плохо – долой правительство… – а мне не хватает… еле дотягиваю от зарплаты к зарплате». Я сегодня открыл валютный счет… и у меня жена не считает, когда покупает отборную еду. А сын носит дорогие куртки, сегодня мою надел – любимовскую, – и хоть бы хны. Как же люди живут, как они сводят концы с концами, а если выпить, купить заразе цветы или повести ее в ресторан – об этом и не моги думать. А я подумываю о замене машины, куда мне до Ветвистого… но я свои афиши таскаю, я своим горлом звуки издаю пока, я свои книжки продаю, нет, мне есть за что уважать себя.

Бог не забывает меня, и сегодня еще одна забота прибавилась. «Российское ТВ» предлагает мне вести сюжет – интересных типов. И первый – Полозов и его патриаршее крещение, благословение.

1 ноября 1994

Вторник. Утро. Молитва.

– Желудок болит, как перед операцией, – вчера сказала Тамара, и жизнь помутилась… закачалась. В глазах обреченность невыносимая и покорность, страшная своей безысходностью. «Вот тебе, бабушка…» А мы суетимся, творим, ссоримся и пр. Надо обращаться к Харченко, звонить Марине, ложиться на серьезное исследование и пр. Вот это и пр. - страшнее всего, оно подразумевает все, что угодно, и в том числе… и в том числе…

Быть статься я и графоманствую, ну, знаю, что при желании могу писать, хочу и должен. И тем дорога мне эта комната-палата № 10, где привожу я «зеленую» тетрадь из записок в черновую рукопись. Когда отделаюсь от «Жены», возьмусь за «Браслет» – возвращение – экскурсия – кухня – Пушкин – расставание – звонок от любовника – Айзенберг. Я спросил ее: «Каплан не обрезанный?» Быстро, не думая: «Нет». Значит, помнит.