Джулиан Барнс - Портрет мужчины в красном

(Одно уточнение: до встречи со смертью ей было еще очень далеко.)

Через два дня она пишет мадам Бюльто, литературно одаренной хозяйке салона, которая без малого двадцать лет оставалась приятельницей (если не больше) ее отца: «Мы были попросту единым целым». А на следующий день более пространно объясняет своему мужу Эдуару Бурде: «Он меня дополнял до образа Катрин-победительницы. Он весь был соткан из счастья и успеха, а я – воплощенное страдание; он походил на некое переложение меня самой, наполненное радостью». Если у Бурде и были сомнения относительно причин их неудачного брака, то по прочтении этих слов, надо думать, сомнения развеялись.

Мадам Бюльто, со своей стороны, прислала Катрин одно из тех горьковато-слащавых писем, какие время от времени получают скорбящие. Катрин всегда жаловалась на безразличие отца. Мадам Бюльто объясняет, что эта idée fixe [117] Навязчивая идея (фр.) . безосновательна. В ходе их с Поцци последней беседы он «высказался о тебе с досадой, на какую способен отвергнутый любовник. В том не было ни безразличия, ни отстраненности. Как раз наоборот. Он говорил о тебе с глубоким чувством».

Отпевание состоялось во вторник, 18 июня, в протестантском храме Искупления на авеню де ла Гранд-Армэ. Высший свет Парижа прощался с покойным, тогда как низшие сословия прощались со слухами о том, что покойный умышленно сделал налогового инспектора импотентом, чтобы без помех спать с мадам Машю. На другой день после смерти мужа Тереза (которая, как и Катрин, осталась в Монпелье – обе разом занемогли) писала старшему сыну:

Траурный кортеж Поцци на фоне Триумфальной арки

Жан, это страшная трагедия. Я его разлюбила, и тем не менее сердце рвется на части… Пытаюсь забыть все кошмарные годы и вспоминать лишь самое начало, когда мы с ним были счастливы.

В одном из следующих писем сказано:

Он так боялся смерти, и его последняя агония… в отсутствие родных… и тем более без нее – была, наверное, ужасающей. Что до меня, так глубоко любившей его наперекор всему, я чувствую: моим страданиям не будет конца; присутствие его, даже в разлуке, было для меня необходимо. Слушать, как о нем говорят другие, читать его имя, изредка видеться – о большем я не просила, зная, что он абсолютно счастлив…

Поразительное великодушие жены на этом не заканчивается:

Доводилось ли тебе слышать о мадам Ф.? После двадцати лет их полного счастья она, должно быть, убита горем. Мадам Готье сказала Кат[рин], что м-м Ф. относилась к твоему бедному папе с неподдельным обожанием. А он так любил, когда его любили!

Эмма Фишофф обратилась к Жану Поцци с письмом. В нем говорилось, что по завещанию, составленному в Монте-Карло, его отец отписал своим друзьям материальные дары, а ей сказал: «…тебе, дорогая, оставляю свое сердце»; между тем на авеню д’Йена хранится около пятидесяти принадлежащих ей вещиц, не считая писем и дневников, за возвращение которых она будет признательна. К письму прилагался перечень. В ответ Жан отправил ей некий рисунок, но из дипломатических соображений подчеркнул, что в отцовском завещании не упоминаются никакие пятьдесят вещиц, а посему дальнейшая их судьба будет решаться законными наследниками. Сведений о решении наследников не сохранилось.

После временного погребения в Париже прах Поцци был перезахоронен в августе 1918 года на протестантском кладбище в Бержераке. Как при жизни, так и после кончины доктора Поцци его семья оказалась расколота религией: его жена и дочь впоследствии упокоились, в 1932 и 1934 годах соответственно, на католическом кладбище. Именем доктора в Бержераке назвали больницу и главную улицу: Медицинский центр имени Самюэля Поцци и улица его имени существуют по сей день. Через год после смерти доктора были объявлены торги по продаже его имущества в отеле «Де Вант» (зал номер 8) на рю Дрюо. В июне – июле 1919 года прошло семь аукционов, которые включали 1221 лот. Предметы античного искусства и шпалеры, греческие монеты и медали работы Пизано [118] …медали работы Пизано… – Антонио Пизано (ок. 1395 – ок. 1455), также известный как Пизанелло, – выдающийся итальянский художник эпохи Возрождения; к медальерному искусству обратился сравнительно поздно (1438). , персидские миниатюры, расписанный Тьеполо потолок (85 000 франков), полотна Беллотто, Гварди, Зимса Венецианского, эскиз Тёрнера к «Паломничеству Чайльд-Гарольда» (3100 франков), четыре работы Коро и две – Делакруа (изображения льва и тигра), греческие вазы и египетские барельефы, венецианский шкафчик, картины Мейссонье и Милле, Клода и Рейсдаля, Жерико, а также портрет кисти Сарджента «Мадам Готро поднимает тост» (4200 или 14 200 франков) – все ушло с молотка.

Тереза Поцци в старости

Все сокровища, кроме одного. В последнюю минуту члены семьи покойного сняли с торгов полотно «Доктор Поцци у себя дома». На заре своего существования портрет выставлялся (но не привлек внимания и уж тем более не вызвал восторга публики и критиков) в Лондоне, Брюсселе, Париже и Венеции. Потом в течение многих лет он хранился (почти всегда укутанный покрывалом) на Вандомской площади и на авеню д’Йена. Когда не стало Терезы Поцци, портрет перешел к ее сыну Жану, который владел им до самой своей смерти, последовавшей в 1967 году. И только в 1990 году, в фонде Арманда Хаммера (Лос-Анджелес), «Доктор Поцци у себя дома» экспонировался вновь. Именно таким видится нам сегодня этот персонаж, и не без оснований.

«Шовинизм – одна из форм невежества», – написал я в этой книге примерно годом раньше необдуманного, мазохистского выхода Британии из Европейского союза. И максима доктора Поцци вспоминалась не раз, когда английская политическая элита, так и не проникшая в умы европейцев (по нежеланию или по глупости), неоднократно поступала так, будто ее собственные притязания и неминуемые их последствия – это, по сути, одно и то же. Англичане (но не британцы) зачастую кичатся своим островным менталитетом и отсутствием любознательности к «другим», прибегая к легковесным шуткам и праздной клевете. Так, в 2018 году на съезде Консервативной партии действующий министр иностранных дел без обиняков сравнил Евросоюз с Советским Союзом. На государства Балтии, как и на другие страны, долгое время существовавшие при советской власти, это не произвело впечатления. Но ведь его предшественник, занимавший министерский пост в период подготовки к Брекзиту, сравнивал амбиции ЕС в отношении Европы с амбициями Гитлера. Здесь уместно вспомнить слова Барбе д’Оревильи: «Заложница своей истории, Англия, сделав шаг к будущему, теперь пошла на попятную и увязла в трясине прошлого».