Инга Самойлова - На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре-2 [СИ]

— Славная игрушка.

— Это Арлекин.

— Да. Арлекин. Тебе его подарила та девочка?

Мальчик смутился:

— Да. Элен.

— Ясно.

Пашка занялся игрушкой, а Алексей вновь поглядел на неисправное оружие.

— Facta sunt potentiora verbis [102] Поступки сильнее слов (лат.) , - задумчиво пробормотал он.

Бледный и обессиленный от потери крови после ранения, Малышев полулежал на диване с пышными подушками в изголовье, заботливо укутанный пледом. Домашние холили и лелеяли его, ни на минуту не оставляя в покое: его поили лекарствами, кормили из ложечки и это продолжалось бесконечно. В какой-то момент он просто заснул, и его жене и дочке не оставалось ничего иного, как заботливо подоткнуть вокруг него плед, приглушить свет и на цыпочках покинуть комнату.

Как только дверь за ними закрылась, Малышев открыл глаза, не делая резких движений, скинул с себя плед и осторожно встал. Рана давала о себе знать. Он осторожно поднялся и прошел в смежный с комнатой кабинет.

Расположившись за столом, он достал письменные принадлежности. Затем стал медленно писать:

«О членах масонско-оккультных кружков Санкт-Петербурга в Департамент полиции. Товарищ начальника Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Санкт-Петербурге Малышев Д. А.

30 ноября 1905 г.

По особому отделу

Совершенно секретно

По негласно собранным сведениям о лицах, упоминаемых в справке, приложенной к записке за № 107017, в качестве членов масонско-оккультических кружков в С.-Петербурге, докладываю следующее:

1) Жерар Энкос (Анкос), известный под псевдонимом Папюс, как усматривается из записки Особого отдела за N 111851 и приложенного к ней совершенно секретного документа, является председателем Верховного Совета масонского ордена мартинистов, находящегося в Париже, и по делам ордена бывает в России наездами. Под именем названного общества, скрывается масонская организация, руководимая из-за границы упоминаемым в списках Венерабля неким Д. Соображения о принадлежности Русского Антропософического общества и его с. — петербургского отделения к всемирному масонству подтверждается. О составе учредителей и членов совета общества сведения собираются через Отделение по охранению общественной безопасности и порядка, но о характере названного общества сему отделению не сообщено до распоряжения Департамента полиции.

2) Лица с инициалами «Д», «П.Н.», «М.Н.» и «Н.Н.» — не выяснены.

3) Относительно вышестоящих чинов Департамента, имеющих тайное сношение с масонством, отмечаю необходимость информировать вас секретно при встрече».

Малышев устало откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза, стараясь отдохнуть, чтобы продолжить работу. Однако в какой-то миг он напрягся, задержал дыхание, затем выдохнул. Открыл глаза и уставился в темный угол комнаты.

— Как долго ты здесь? — спросил он.

— Достаточно давно, — последовал ответ из сумрака. В углу раздалось едва уловимое движение, и Глебов направился к столу.

— Предполагалось, что ты уже далеко, — заметил Малышев. — Зря ты вернулся.

— Захотелось прояснить некоторые моменты.

— Нечего прояснять.

— Не скажи. — Алексей сел в кресло напротив.

Малышев сжал губы. Лицо его было серым: последствия ранения и напряжения последних дней.

— Нужно было тебя застрелить, — сказал он.

Глебов холодно улыбнулся:

— Ведь так и предполагалось, не так ли? — Он хмыкнул. — Однако ты оказался сентиментален. Поначалу моего подопечного привез к своей жене и дочери. Не иначе как стал бы его опекуном после моей преждевременной кончины? Затем не смог выполнить приказ и устранить меня. Даже предпочел себя подстрелить. — Глебов вновь усмехнулся. — Благородно, ничего не скажешь.

Малышев сощурил глаза:

— Не поздно исполнить приказ.

— Валяй. — Глебов положил револьвер на край стола и подтолкнул к агенту. Тот самый револьвер, принадлежавший Малышеву. Малышев взглянул на оружие, затем на Алексея.

— Тебе так важно последнее слово оставить за собой, Глебов? Почему просто нельзя было уехать?

— И бегать всю жизнь?

— Мир большой — не грех его посмотреть.

— Как не крути, Россия — мой дом, — Алексей с сарказмом усмехнулся, — а ты хочешь, чтобы я уехал.

Раздраженный Малышев, выпрямился в кресле, и, поморщился от боли. Затем резким тоном спросил:

— От меня-то тебе что надо?

Глебов молчал. Малышев нервно закурил.

— Хочешь знать, почему я так поступил? — сказал он. — Так вот. Ты защитил мою супругу и дочь, когда в дом проникли бандиты. Невольно я стал твоим должником. Однако ты — вор и мошенник. Ты заслуживаешь наказание за свои преступления. Наказание, но не смерти. Я оставил за тобой выбор: если ты остаешься, то оказываешься в тюрьме или тебя кончают где-нибудь в темном проулке. Или же ты уезжаешь и больше никогда здесь не появляешься, но остаешься свободным и живым. Выбирай.

В ответ Глебов рассмеялся — тихо, затем громче.

— Ты думаешь, я отступлю? — спросил он с насмешкой, пряча улыбку в кулак. — Малышев, неужели ты думаешь, что роль пешки по мне? Неужели ты думал, что я не захочу переиграть партию?

— Глебов, мой тебе совет, уезжай. Поезжай в Москву, забери супругу, пока не поздно. И уезжай.

От упоминания о Лизе лицо Алексея на мгновение напряглось, но это не ускользнуло от внимательного агента Департамента, и он продолжил:

— В Москве вооруженное восстание. Туда направили Семеновский полк под командованием полковника Мина. Восстание подавят, революционеров не пожалеют. Хочешь, чтобы твоя супруга в очередной раз потеряла твоего ребенка или погибла?

Алексей сжал пальцы в кулак, но сдержался.

— Лиза взрослая девочка, без меня справится, — сказал он холодно.

Малышев усмехнулся:

— Ты меня хочешь обмануть?! А знаешь, пока мы работали с тобой, мне не раз приходилось делать так, чтобы вы не были вместе. Это бы помешало делу. Ты должен был оставаться несвязанным обязательствами и привязанностями. Изъятие почты, давление на ваших поверенных, инсценировка встреч, которые вводили между вами разлад. Как думаешь, большое удовольствие было ехать за тобой в Москву и везти тебя обратно в Петербург? Я вез тебя, потому что ты был нужен мне здесь.

Алексей, опустив глаза, молчал. Малышев же ожидал его реакции на свое признание. Наконец Глебов взглянул на него. Глаза его недобро блеснули, однако болезненно-бледное лицо Малышева охладило его гневный порыв.

Глебов хмыкнул, выпрямился, расправил плечи.

— Как говорится, «Amicus certus in re incerta cernitur» [103] Верный друг познается в беде (лат.) , - с расстановкой сказал он.

— Что ты этим хочешь сказать?

Глебов не успел ответить. Дверь комнаты приоткрылась и на пороге возникла тоненькая фигурка девочки.