Николай Баранов - Время умирать. Рязань, год 1237 [СИ]

— Хороший выстрел, — похвалил степняка Ратислав.

Княжич и его меченоши смотрели на Гунчака с нескрываемым восторгом. Первуша тоже одобряюще кивнул. Гунчак самодовольно усмехнулся, напялил шлем на голову, заложил большие пальцы рук за широкий узорчатый пояс, гордясь.

— Молодец, молодец, — повторил Ратьша. Выглянул осторожно из бойницы. Сказал. — Ладно, пошли. Надо до князя дойти. Узнать новости.

Добравшись до башни Оковских ворот, спустились в город, пересекли торговую площадь, двинулись в сторону княжьего двора. Если у самой крепостной стены и вблизи осадных клетей, тянущихся с ее внутренней стороны, было довольно оживленно — менялись стражи на стене, смерды из беженцев подносили боезапас, бабы жгли костры для кипятка и смолы, а заодно готовили еду для домочадцев, бегали неугомонные ребятишки, — то подальше в самом городе народу на улицах имелось совсем чуть. Город словно затаился в ожидании вражьего приступа. Редкие встречные прохожие с тревогой и надежной вглядывались в лица Ратислава и его спутников — как там за стенами, как силен супротивник, выдюжим ли? Княжича в лицо знали все горожане, Ратьшу многие. Оттого и вглядывались в них, пытались понять, что грядет впереди… Неуютно было Ратиславу под этими взглядами, отворачивался, хмурясь. А Андрей ничего, улыбался. С парой-тройкой девиц, из боярышень, судя по одежде, перекинулся шутками. Неуж и впрямь не понимает, что грозит городу? Может и так… Дошли до великокняжьего двора. Судя по выезжающим из его врат гонцам и снующей меж дворовыми строениями прислугой, Юрий Ингоревич был здесь.

— Сходите в грдницу поснедайте, — распорядился Ратислав, а сам зашагал к крыльцу княжеского терема.

Позади послышался звук быстрых шагов и с ним поравнялся Гунчак.

— Позволишь с тобой? — спросил.

— Коли князь не прогонит… — памятуя удачный выстрел половецкого хана, Ратьша был настроен к тому благодушно.

Гунчак шумно вздохнул и пошел рядом с воеводой. Поднялись на крыльцо, кивнув начальнику охранного десятка, караулившего вход, минуя коридоры и лестницы, добрались до княжьих покоев. Здесь, похоже, только закончился совет: из дверей выходило десятка полтора вятших людей. Кто просто кивнул Ратиславу, кто поздравствовался, но поприветствовали его все. Пропустив выходящих, вошли в покои. На воеводу и хана пахнуло застоялым теплом, запахом масла горящих светочей и горячего сбитня. За столом, в центре которого стояла объемистая серебряная корчага с питьем, восседал Великий князь. Рядом тысяцкий Будимир. Больше в покоях никого не было, если не считать пары теремных девок, убирающих со стола пустые чаши и тарелки с заедками.

— А, Ратьша! — в голосе князя слышалась неподдельная радость. — Проходи, хоробр! Говорят, ночью на вылазку ходил, изрядно татар потрепал, полон отбил. Проходи, садись, рассказывай, как дело было.

На Гунчака Юрий Ингоревич особого внимания не обратил. Кивнул только легонько в ответ на его поясной поклон.

— Дозволишь тоже присесть, Великий князь? — с плохо скрытой обидой в голосе спросил половец.

— И ты садись, хан, — без особой теплоты ответил ему Юрий. — Садись, угощайся.

Гунчак присел, не чинясь, налил себе сбитня в чистую чашу, только что принесенную теремными девками, пригубил, крякнул довольно — видно хорошо пошло горячее питье с мороза. Ратислав же сам наливать не стал, дождался, когда ему нальют — положение обязывало. Погрел сначала руки о теплые стенки серебряной чаши, раздувая ноздри, вдохнул терпкий запах, и только потом глотнул. И впрямь, хорошо пошел сбитень с морозца, сразу согрел сжавшиеся в ком потроха! Не спеша, но и не слишком медля — князь с тысяцким ждут — выцедил питье. Отставил чашу, тут же наполненную девкой вновь, откашлялся и сказал:

— Правда. Ходили в эту ночь за стену.

— С кем ходил? В какой силе?

— С ближниками своими да охотниками из стражи и ополчения.

— Что и княжича с собой потащил? — на только что довольное, веселое даже лицо Юрия Ингоревича словно набежала туча. Глаза недобро блеснули. Показалось ли, нет Ратиславу — что-то жуткое, затмившее тогда после приграничной битвы разум князя снова глянуло на него через черные его зрачки.

— Тащить не тащил, — словно и, не заметив ничего, спокойно ответил Ратьша. — Сам пошел.

— А ты и позволил? — повысил голос Юрий. — Аль не помнишь, о чем с тобой сговаривались!

— А попробуй не позволь! — тоже возвысил голос Ратислав. — Разве переупрямишь такого! Да еще и смел без меры. И, кстати, показал себя достойно. В отца, видно, пошел.

Редко кто может устоять перед лестью. Не был исключением и Юрий Ингоревич.

— Достойно, говоришь, показал себя, — проворчал он, успокаиваясь. — Но смотри у меня, что б больше никаких вылазок с ним.

— Ладно, княже, как соберусь, пришлю его к тебе, будешь сам его держать, ибо никто другой не удержит.

— Ладно, не журись, — опять придя в благодушное настроение, произнес князь. — Ну, давай рассказывай, как все было.

Ратислав не спеша, в подробностях рассказал о ночной вылазке. Юрий Ингоревич часто перебивал, переспрашивал, уточнял, довольно улыбался. Будимир слушал молча. Только время от времени одобрительно крякал в скомканную в кулаке бороду.

— Так, значит, своих всего нескольких потеряли? — переспросил в самом конце рассказа Великий князь.

— Да, княже.

— И полона отбили едва не сотню?

— Где-то так.

— А татарвы посекли сотню не меньше?

— И это так, княже.

— Ой, привираешь, небось, воевода!

— Ежели и привираю, так самую малость, — засмеялся Ратьша.

— Ну, молодцы, — отсмеявшись вместе с ним, промолвил Великий князь. — А, главное, показали, что бить их можно! Молодцы.

Ратислав скромно пожал плечами и отхлебнул сбитня. Потянулся к сдобному калачу.

— Ну а ты, хан, тоже за стену с воеводой хаживал, аль как? — обратился Юрий к Гунчаку.

Тот, только что отхлебнувший из чаши, запивая сдобу, аж подавился. Раскашлялся. Откашлявшись, сиплым еще голосом пожаловался:

— Так не взял меня с собой воевода. Счел недостойным такого подвига должно быть.

— Не взял, аль сам не пошел? — этот вопрос князь обратил к Ратиславу.

Тот тоже едва не подавился — не ожидал, что Юрий устроит разбирательство. Шумно сглотнул полу пережеванный кусок калача, перхнул, прочищая горло, ответил:

— Я не взял, княже.

— Что так?

— Береженого бог бережет, — усмехнулся Ратша. Быстро погасил улыбку, добавил. — Хоть, может, зря не взял. Сегодня, когда на стену ходили, на подоле хан с первой стрелы татарина за изгородью достал.

Сказал и глянул на Гунчака. Потом на князя. Губы Гунчака тронула довольная улыбка, на высоких скулах заиграл румянец. Юрий с оценивающим прищуром посмотрел на хана, отвел взгляд, сказал: