Николай Баранов - Время умирать. Рязань, год 1237 [СИ]

Насыпь, к счастью, оказалось не слишком высокой. Около камнемета сгрудилась кучка бездоспешных людей в теплых запашных халатах, треухих мохнатых шапках, желтолицых, узкоглазых, похожих на покойного Ли-Хая. Богдийцы, понял Ратьша. Этих надо бить в первую очередь — без них пороки просто бесполезное дерево и железо. Ратислав, даже не переведя дух, кинулся к богдийцам, успев бросить Первуше:

— Бей желтолицых!

Тот кивнул и побежал за своим боярином, опять опережая его. Никакого почтения к старшим! Богдийцы, однако, ждать приближающуюся смерть не стали, порскнули в темноту, только их и видели. Бежать за ними, удирающими налегке, одоспешенному, запаленному боем бесполезно. Да и кто знает, кто там таится в темноте. Значит надо заниматься уничтожением пороков. Тем более площадку уже заполняли рязанцы. Да и до двух соседних тоже добрались. Вот только толкутся бестолково, словно и не слышали перед вылазкой, что дальше делать.

— Масло! Паклю! — заорал Ратьша. — Чего встали! Поливай! Жги! Веревки руби! Железки курочь!

Раздался стук топоров. А вскоре и полыхнуло. Сначала справа, потом слева. Загорелся порок и на площадке, где находился Ратислав. Но любоваться, как горят камнеметы, было некогда — еще не захвачены остальные площадки с угрожающими рязанским стенам орудиями. И их не меньше десятка. Вот только ратьшины воины потеряли строй, скучившись у захваченных камнеметов. Да и осталось их чуть больше пары сотен. Не дешево далась победа над булгарами. Однако продолжать начатое было нужно. Ратьша огляделся. Верный Первуша стоит рядом, глядя на него и ожидая приказаний. Раскраснелся, иней на юношеской бородке и усах растаял, дрожа прозрачными водяными каплями. Тут же неподалеку был и Гунчак. Тоже разгоряченный боем, стряхивающий еще не загустевшую кровь с сабли.

— Хан, тебе с Первушей вести людей вправо. Не спорь! — это уже вскинувшемуся меченоше. — За Гунчаком могут не пойти, а тебя знают.

Первуша кивнул и огорченно покачал головой. Гунчак просто кивнул.

— Бысто делим людей и вперед, — приказал Ратислав.

Поделили воинов на две примерно равные части.

— За мной! — махнул мечом Ратьша своим и начал спускаться с насыпи.

Добравшись до соседнего, захваченного его воинами и уже пылающего камнемета, Ратислав собрал сгрудившихся здесь рязанцев и повел их дальше, к следующему пороку. Однако дойти им до него, было не суждено — с двух сторон ударила свежая монгольская пехота. Были это уже не булгары. Таких воинов Ратьша раньше не встречал. Крупного плетения кольчуги до колен, усиленные оплечьями, металлические круглые щиты, островерхие шлемы с защитными полумасками. И была это не спешенная степная конница, непривычная к пешему бою, была это именно обученная пехота.

Рязанцам, потерявшим строй, сразу стало солоно. А когда с насыпи, к которой они стремились, сверху встречь ударил еще один отряд таких же воинов, они начали пятиться и вскоре забрались обратно на площадку с пылающим камнеметом. Здесь, кое-как выстроившись по краю, сумели остановить лезущих снизу татар.

Ратьша отступил за задние ряды своих воинов и осмотрелся. Справа, там, куда ушли со своим отрядом Первуша и Гунчак, тоже слышались звуки боя. Звуки приближались. Похоже, и они вынуждены отступать. Так и оказалось: вскоре из темноты показались спины пятящихся рязанцев.

— Сюда! — что есть сил, закричал Ратьша. — Лезьте сюда к нам!

Его услышали. Воины из задних рядов повернулись к насыпи и, закинув щиты за спины, кинулись вверх по склону. Взобравшись на насыпь, они быстро выстраивались по краю, беря щиты в боевое положение. Еще часть воинов, уже из бывшей середины строя, проделали то же самое. Лишившись опоры, передние ряды ускорили отступление и скоро оказались у подножия насыпи. Развернуться и взобраться наверх бегом им не давали напирающие татары, потому добрались до площадки, пятясь и отбиваясь от пытающихся их добить преследователей, далеко не все. В их числе, к немалому своему облегчению, Ратислав увидел Первушу. Гунчак тоже уцелел. Только правый глаз ему заливала черная в свете пожара кровь.

Ратьша окинул взглядом оставшихся у него под рукой воинов и оценил их количество сотни в полторы. Все они выстроились по сторонам насыпи, прикрывшись щитами и ощетинившись мечами, готовясь дорого продать свои жизни. Татары, получив отпор, отошли к основанию склона и пока не атаковали.

— Что делать будем, воевода? — смахнув с лица кровь, спросил подошедший к Ратьше Гунчак.

Ратислав молчал. Ясно, что добраться до остальных пороков нечего и думать. Их тут ждали. Большая удача то, что хотя бы три порока удалось спалить. А теперь надо пробиваться назад в город. Правда, это легче сказать, чем сделать — насыпь со всех сторон окружают татары. Но кроме прорыва больше ничего не остается. И начинать надо прямо сейчас, пока к врагу не прибыло подкрепление. Тем более, из темноты со стороны татарского стана уже полетели пока еще редкие стрелы.

— Прорываемся назад в Рязань, — озвучил он свое решение Гунчаку и подошедшему Первуше. И тот и другой только кивнули. — Слуша-ай! — перекрикивая треск пожара от горящего камнемета, крикнул Ратислав. — Идем в город! Стройся в ежа!

Строй ежа предназначался как раз для прорыва, когда враг теснит со всех сторон. Как правило, он представлял собой прямоугольник, или клин, окруженный стеной щитов, а если противник засыпал «ежа» стрелами, то закрывались щитами и сверху. Сломать такой строй было не просто — желающих это сделать встречали мечи, или копья, метко колющие через щели между плотно сбитыми щитами.

Построились быстро, все же народ для вылазки подбирали бывалый. Ратьша и Первуша снова встали в первом ряду. Рядом с ними опять хотел пристроиться Гунчак, но Ратьша прогнал половца в середину строя — кровь из рассеченной брови не успокаивалась, продолжая заливать тому глаз. А с одним зрячим глазом биться неспособно — плохо понимаешь расстояние до бьющей сабли, или меча, да просто до супротивника. Гунчак буркнул что-то недовольное, но послушался. Кто-то из рязанцев протянул ему чистую тряпицу. Хан кивнул благодарно, прижал ее к ране. Тем временем, стрелы из темноты летели все гуще. Воины в центре строя вскинули вверх щиты. Дальше ждать было нельзя.

— Вперед! — приказал Ратислав и шагнул вниз с насыпи. Весь передний ряд, в центре которго стоял он и Первуша, сбив щиты в единую линию, шагнул вместе со своим воеводой. — Бегом! — добравшись до середины склона, крикнул Ратьша.

Чтобы пробить плотно сомкнувшихся татар-пешцов, бить нужно было только с разбега, вложив в удар всю тяжесть строя. Ратьша почувствовал, что в спину ему уперся щит воина из заднего ряда, надавил, заставляя ускорить бег. Он знал, что в спину этого заднего воина уперся своим щитом воин, бегущий следом, а за этим следующий и так до конца строя. Все они теперь составляли единое целое, готовое пробить своей сокрушающей массой любое живое препятствие.