Николай Баранов - Время умирать. Рязань, год 1237 [СИ]

После завтрака Ратислав решил съездить к Южным воротам, откуда тоже доносились удары камней в стены, посмотреть, что там и как. Проверить Прозора и его воев. Выехали верхами. С ними увязался Дарко, оставив за себя полу сотника. Улочками и переулками выбрались на Великую улицу, двинулись по ней в южную часть Столичного града.

День, как и ожидалось, выдался ясным. Солнце, по-зимнему низко висящее над стеной города, потеряло свою утреннюю зловещую красноту, светило теперь ярким золотом. Иней, покрывающий стены домов и заборы, посверкивал мелкими алмазами, радующими глаз. Морозило крепко, но ветра не было. Хорошо! Было бы… Коль бы не грохот камней, бьющих в стены и ворота города. Народу на улицах мало. Выходили, видно, только по необходимости. И только мужчины. Женщин не видно совсем. Мужики собираются кучками, переговариваются о чем-то негромко. Многие оружны. При грохоте очередного залпа татарских пороков, замолкают, всматриваются, вытягивая шеи в сторону городских стен.

С Великой улицы свернули налево на Успенскую. Бревенчатая мостовая пошла под уклон — местность понижалась к устью Черного оврага. Чем дальше, тем круче. Местами мостовая переходила в длинные ступени. Миновали Успенский собор. Невольно залюбовались его белоснежными стенами и золотом некрупных изящных куполов. Княжич с меченошами закрестились. Нехотя перекрестился и Ратислав. Глядя на него, Первуша. Годеня креститься не стал. До сих пор поклоняется старым богам? Таких, знал Ратьша, встречалось еще не мало. Ратиславу было все равно — те же люди, не хуже принявших крещение, а кто-то и получше. Во всяком случае, как воины.

Золоченые створки главного входа в храм распахнуты настежь. Изнутри слышны церковные песнопения. У входа толпится народ. Те, кому не хватило места в молитвенном зале. В основном женщины и дети. Да еще убогие, живущие церковной милостыней. Молятся о спасении города… Ратислав отвернулся. На сердце сделалось тоскливо.

Добрались до пересечения с Большой Успенской улицей. Здесь жилья не было — не застроили пока это место внутри городских стен. Вольно лежали сугробы, рассеченные кое-где расчищенными дорожками, сделанными по разной необходимости.

— Где Прозор с людьми остановился? — поинтересовался у Дарко Ратислав. — Присылал, чаю, гонцов. Обсказал?

— Присылал, — кивнул сотник. — Сказывал.

— Ну и где? — подбодрил замолчавшего Дарко, прислушивающегося к грохоту очередного, совсем близкого залпа камнеметов.

— А? — встрепенулся тот. — Да вот, в этом постоялом дворе.

Он ткнул пальцем в большое строение, огороженное высоким частоколом, до которого оставалось меньше сотни саженей. Двустворчатые крепкие ворота оказались открытыми. Въехали в просторный двор с многочисленными надворными постройками. У трех не маленьких коновязей стояло с сотню покрытых попонами лошадей. Ржание раздавалось и из вместительной конюшни.

Навстречу выскочил человек в распахнутом овчинном полушубке. Крупный, краснолицый, черноволосый с черной косматой бородищей. Должно, хозяин постоялого двора. Так и оказалось. Безошибочно опознав в Ратиславе старшего, подхватил его коня под уздцы, поклонился. Потом отдал поклон княжичу Андрею — этого, видно, узнал в лицо.

Спешились, двинулись к большой гостевой избе-пятистенке, стоящей на каменной подклети. С высокого крыльца, не мешкая, но и без подобострастия спустился Прозор. В броне, с непокрытой головой. Отдал легкий поклон Ратьше, потом княжичу, сделал приглашающий жест в сторону входа. Вошли в избу. Миновав сени, оказались в большой столовой комнате. Здесь было жарко и душно. Не мудрено — за столами расположились не менее семи десятков прозоровых воинов. Кто-то цедил из кружек сбитень, кто-то лениво жевал заедки, расставленные по столам в глубоких мисках. Большинство же, видно, давно наевшись и напившись, негромко разговаривали. Пьяных и даже выпивших не было. Проследил за этим Прозор. Молодец. Да и невместно, вроде, это дело инокам. А все они, судя по черным одеждам, принадлежали к иноческому сану.

При виде вошедших воеводы и княжича, все поднялись, поклонились. Ратислав махнул рукой: сидите, мол. Хозяин постоялого двора, проводил прибывших в отдельно выгороженную небольшую комнатку со столом и лавками человек на десять. Расселись. Тут же две девки-служанки притащили корчагу со ставленым медом и глиняные кружки. Следующим заходом принесли заедки. От основательной трапезы отказались — позавтракали только что.

— Ну чего тут у вас? — отпив из кружки меда, оказавшегося на удивление добрым, спросил Ратьша у Прозора.

— Бьют камнями в стены и воротную башню, — ответил епископский сотник. — Наши полоняники надолбы растаскивают.

— Все то же, что и с напольной части, — вздохнул Ратислав. Еще раз отхлебнул медовухи, отставил кружку, поднялся на ноги.

— Пойдем на стену, посмотрим, что и как. Надо будет князю доложить.

— Я с вами, — тоже вскочил на ноги княжич Андрей, зардевшись привычным румянцем и с вызовом глядя в глаза воеводе.

Ратьша понял: на этот раз его не остановить. Если только силком. Но это уж совсем край. Вряд ли на стене настолько опасно. Только надо выбрать участок поспокойнее. А такой Прозор покажет.

— Ладно, — кивнул. — Пойдешь с нами.

Румянец на щеках Андрея стал гуще. Губы расползлись в счастливой улыбке. Как мало парнишке надо для счастья… Прозор вызвался проводить. Взобрались на стену слева от наружной воротной башни захаба южных ворот. Саженях в ста от нее. Место было удачное, высокое. Камни сюда не летели, и стена не была повреждена. Снизу между городским валом и Черным оврагом раскинулись, теперь почти разобранные до основания, строения Южного Предградия. Перед ближним краем оврага полоняники тоже возвели городню, за которой виднелись редкие татарские воины. Они не стреляли. Со стен в их сторону стрелы тоже не летели, хоть здесь рязанских воинов было довольно много — у каждой бойницы по одному, а где и по два. Увидев воеводу и княжича, двое из них, стоящих у ближайшей бойницы поклонились и отошли в сторонку, давая место. Андрей тут же кинулся к ней, но Ратислав не грубо, но решительно придержал его за рукав.

— Не спеши, воин. Невзначай и стрелу словить можешь.

Андрей опять зарделся от обиды и гнева. Выпалил:

— Я эти стрелы руками ловить выучился. Тем паче тут далеко и лететь они будут снизу.

— Ты ловил учебные стрелы из слабых луков, — покачал головой Ратьша. — А здесь прилетит татарская. А луки у них помощнее наших боевых. Прилетит такая, мама сказать не успеешь, не только поймать. — Потом, все же, отпустил рукав. Сказал примирительно. — Смотри, но держись сбоку бойницы и в опаске.

— Сам знаю, не маленький, — тряхнул головой княжич. Сделал так, как сказал воевода: встал сбоку и осторожно выглянул наружу.