Саймон Терни - Калигула

– Придержи язык, сестра!

Я испуганно вжалась спиной в борт судна.

– После того случая Тиберий охладел к Сперлонге, но у его семьи там остались земли и поместье. Август в свое время построил на Капри пять вилл для летнего отдыха. Тиберий продолжал строительство, пока вилл не стало двенадцать, причем каждая размером и пышностью не уступает императорскому дворцу и все названы в честь олимпийских богов.

– Какое излишество! – вырвалось у меня.

Разумеется, я и раньше сталкивалась с примерами расточительности, да и мы сами, как представители одного из знатнейших родов Рима, не являлись образцом воздержанности. Но целый остров, застроенный дворцами всего лишь для того, чтобы было куда скрыться от летней духоты города, выглядел чрезмерной роскошью даже по моим меркам.

– Многие считают, что это один из признаков старческого угасания, – ответил Калигула едва слышным голосом и снова осмотрелся, проверяя, не наблюдает ли кто за нами, – хотя открыто этого не скажут. А еще поговаривают, будто Тиберий наряжается в того бога, у которого гостит на той неделе, но это как раз неправда. Как мне известно, он живет только в трех из всех вилл, а остальные отдает своим гостям.

– Откуда ты все это знаешь? – заинтригованная, спросила я.

– Держу рот на замке, а уши на макушке.

Я умолкла, услышав в его словах намек, и не ошиблась: в следующий миг неподалеку от нас остановились два преторианца.

На вытянутой в сторону материка оконечности седла, на самом краю обрыва в тысячу футов пристроилась, словно орлиное гнездо, вилла Юпитера. Мерные взмахи весел в такт мелодии, наигрываемой флейтистом, направили наше судно прямо под обрыв, и от одного вида этой виллы высоко над водой у меня по спине пробежал холодок. Пробираясь среди огромных белых скал под дворцом, наперегонки с мрачными штормовыми тучами, мы держали курс на пристань.

Приблизиться к восточной оконечности острова нет никакой возможности, поскольку скалы встают из воды почти вертикально и делают берег неприступным. Поэтому мы причалили в порту небольшого поселка на северном побережье. Когда-то это была всего лишь разросшаяся рыбацкая деревня, но в ней выстроили лучшие в империи молы и пирсы, готовые встретить важных гостей Тиберия.

Морские путешествия я никогда не любила. В отличие от сестры Агриппины, меня не тошнит и не мутит, но на воде мне неуютно. Не ощущая под ногами земли, я нервничаю. Потому испытала несказанное облегчение, когда весла подняли, а рулевой с помощью только пары кормовых весел и инерции подвел судно к причалу. С глухим ударом, от которого екнуло сердце, мы воссоединились с сушей. И вот канаты выбросили на берег и привязали, с судна спустили трап. Нам помогли сойти по шаткому настилу на деревянный пирс, а затем проводили на каменную пристань. Я встала на краю, сглатывая слюну и дожидаясь, когда пройдет позыв извергнуть содержимое желудка.

Тем временем команда выгружала на берег наш багаж. Снаружи порта скопились повозки, телеги, вьючные животные и целое море рабов, чтобы доставить нас и наше имущество на императорскую виллу. Мы взяли с собой лишь самое необходимое, поскольку уже привыкли к тому, что нас часто перевозят из дома в дом. Как долго нам придется прожить на одной из пустующих вилл на острове, мы не знали, но это мог быть как день, так и год или больше.

Калигула с заметным волнением поглядывал на вершину острова, а мы с Друзиллой зачарованно рассматривали пышную природу. Говорили, будто императора привела сюда безумная тоска, но здешние красоты опровергали это предположение: не нужно быть сумасшедшим, чтобы захотеть остаться здесь навсегда. Капри прекрасен. Прекрасен настолько, что моя тревога немного утихла.

Но потом мой взгляд опять упал на преторианцев, которые сопровождали нас из самого Рима, и все тревожные мысли вмиг вернулись. Боги создали этот остров благодатным, а люди превратили его в мрачное, гиблое место.

Странно это говорить, но я как-то научилась жить без матери, Нерона и Друза, хотя дыра в сердце так и не затянулась. А вот Агриппины мне не хватало острее, чем я ожидала. Даже после замужества сестра бывала у нас при каждой возможности, чтобы повидаться с нами и передохнуть вдали от карающей длани супруга. Но поскольку Пина теперь относилась к семейству Домиция Агенобарба, повеление императора явиться к нему на остров ее не касалось. Семья, которая двадцатью одним годом ранее прибыла в Сирию в количестве восьми человек, высадилась на Капри горсткой из трех.

– Похоже, наш новый дом хорошо охраняется. – Калигула кивнул на двухэтажное каменное приземистое строение неподалеку, вокруг которого ходили фигуры в белом. – Это казарма преторианцев, которые следят за всеми, кто прибывает в порт и кто отплывает.

Я нахмурилась:

– Но преторианцы тут полностью под контролем императора, разве не так? Сеян далеко, а Тиберий здесь, и это его остров. И вообще: император спас нас от Сеяна, поэтому я не поверю, что он позволит префекту здесь своевольничать.

Мой брат посмотрел на меня с печальной улыбкой:

– Спас от Сеяна? Милая Ливилла, наш приезд сюда – вовсе не спасение. Теперь нам надо быть особенно осторожными. Сеян – крыса, рыскающая по углам и исподтишка кусающая прохожих. А Тиберий – скорпион, злобный и стремительный. И жало его источает смертельный яд.

Столь откровенные слова заставили меня в панике оглянуться, но мы каким-то чудом оказались одни в шумном порту. Всех служащих и солдат захватил вихрь дел в связи с нашим прибытием. Я не нашлась что ответить на мрачную реплику брата, но про себя засомневалась: неужели жизнь рядом с императором может быть хуже, чем жизнь в Риме, где Сеян безнаказанно губил членов нашей семьи одного за другим? Как показало время, брат абсолютно точно оценивал мою наивность.

Примерно через четверть часа все было готово для дальнейшего пути. Нас усадили в повозки, старший из преторианцев отдал приказ, и длинный кортеж потянулся из порта к великолепной вилле императора на гребне восточных утесов. Это было долгое, изнурительное путешествие. Порой мне приходилось даже вылезать из повозки и идти пешком, потому что дорога, обвивающая гору небрежно свернутой лентой, была разбита и размыта. На крутых подъемах гравий почти весь осыпался с проезжей части на обочины, обнажив камни, на которых повозку чудовищно трясло. Я вслух недоумевала, почему император не повелит привести дорогу в нормальное состояние, и солдат, шагающий рядом с повозкой, объяснил, что сам император передвигается по острову верхом, а что до толстых изнеженных сенаторов, посещающих его на вилле, то Тиберию нравится причинять им неудобства. Не думаю, что солдат хотел нас обидеть этими словами, однако Друзилла, и без того в расстроенных чувствах из-за разлуки с Лепидом, все равно оскорбилась и задернула занавеску на окне повозки. В итоге я потеряла возможность любоваться садами и виноградниками, карабкающимися вместе с нами вверх по склону, и осталась наедине со своими страхами и немилосердной тряской.