Саймон Терни - Калигула

– Видишь вон ту гору? – спрашивал Калигула сестру; Друзилла щурилась, вглядываясь в далекий ландшафт.

Я замерла рядом с братом и попыталась обратить на себя внимание, но от волнения не могла произнести ни слова.

– Это противоположный край острова, отсюда далеко, – продолжал Калигула. – Прямо за горой находится вилла Дианы, стоит над обрывом, как эта вилла, только пониже. Слуги рассказывали, что там есть коридор, ведущий вглубь скалы; он заканчивается огромной пещерой с озером самого синего в мире цвета. Надо его увидеть, чтобы поверить, что такое бывает. А примерно на полпути к той вилле, в нижней точке острова, около порта, стоит вилла Нептуна с термами, выходящими прямо в море. Чуть выше… – Тут он нахмурился и сбился, увидев, что Друзилла показывает на меня; с одного взгляда на мое лицо он понял, что я пришла с чем-то очень срочным. – Чуть выше, на скале, расположена вилла Марса, – поспешно договорил Калигула. – Сестра, ты чем-то взволнована?

Я кивнула и огляделась, проверяя, нет ли кого рядом с нами. Друзилла была не в счет. Ей я могла доверять. При Агриппине я, может, и смолчала бы, но Друзилла, несмотря на всю мою ревность, всегда относилась ко мне с любовью и искренностью. Пожалуй, в ее сердце не было места для иных чувств. Убедившись, что за нами никто не наблюдает, я вытащила на свет пергамент и сердито протянула брату:

– Для человека, который проповедует осмотрительность, ты весьма беззаботно обращаешься с такими словами.

Калигула непонимающе на меня уставился и осторожно взял свиток. Взмахом призвав меня к спокойствию и молчанию, он развернул пергамент и быстро пробежался по тексту взглядом.

– Опасные строчки, – отметил он.

– Вот именно! – отрезала я, пока Друзилла тянула шею, желая рассмотреть содержание пергамента. – Тебе нужно быть осторожнее.

– Мне? – Мой брат с удивлением воззрился на меня и потом улыбнулся: – Ты думаешь, это написал я?

Теперь настал мой черед морщить лоб.

– Конечно. Я…

– Дорогая моя Ливилла, неужели ты могла предположить, что я способен на такую глупость. Кроме того, хотя почерк на этом пергаменте похож на мой, у моей буквы «е» не такая широкая петля, а «в» здесь слишком длинное по сравнению с моим. И, честно говоря, если бы мне вдруг взбрело в голову написать сатиру на императора, я постарался бы придумать что-нибудь поинтереснее, чем переписывание Вергилия, и уж точно не стал бы сравнивать императора с чудовищем, охраняющим загробный мир. Кстати, Ливилла, напрасно ты расхаживаешь по вилле с этой штукой.

Я почувствовала, как кровь прилила к моему лицу – ведь он прав! Но кто же мог подложить брату смертоносную улику? Обсудить это мы не успели, потому что послышался хруст гравия под чьими-то шагами. Меня сразу охватила паника. Мы погибли! Нельзя попадаться никому на глаза с этими подстрекательскими словами! В отчаянии я уставилась на брата. Он, как всегда, сохранял хладнокровие и контроль. К моему ужасу, он ткнул пергамент обратно мне в руки, и я, обомлев, стала отталкивать свиток. Не хочу! Он же не мой! Даже если не Калигула написал сатиру, все равно она принадлежит ему, потому что я нашла ее в его комнате. И только мой брат с его изобретательным умом сможет придумать, как нам выпутаться. И почему он дает свиток мне, а не Друзилле?.. Ответ на этот вопрос я, конечно же, знала.

То был один из нескольких редких случаев в моей жизни, когда страх за собственную шкуру перевесил стремление беречь семью и брата, и до сих пор мне стыдно вспоминать о нем. Возможно – возможно! – если бы в тот день я не была столь эгоистичной и не заронила бы в душу брата зерно сомнения, все сложилось бы совсем иначе.

В конце концов Калигуле пришлось силой вложить свиток мне в руки.

– Возьми это и спрячься, немедленно! – прошипел он.

Со смертельным приговором в онемевших пальцах я не в силах была сдвинуться с места, и тогда брат мягко, но решительно затолкал меня в кустарник, росший по краю обзорной площадки. Пробираясь через жесткую колючую поросль, которая царапала мне кожу и рвала дорогую тунику, я пыталась сообразить, где нахожусь. Террасный сад с трех сторон окаймляла живая изгородь, разделенная лестницами. Внезапно я поняла, что открыла тайный мир.

Позади живой изгороди, не видимая обитателям виллы, тянулась потайная тропа. По некоторым признакам я догадалась, что ею пользовались садовники, а также, вероятно, рабы и слуги, когда им нужно было ненадолго уединиться, но в тот момент, к счастью, там никого не оказалось. В отдалении я увидела ступени, которые вели к главному входу во дворец, и найденная мной тропа бежала под этой лестницей. Если со всеми лестницами, ведущими в здание, дело обстояло так же, значит по тропе можно обойти весь сад и остаться незамеченным. Более того, по другую сторону от места, где я стояла, тропу ограждала стена высотой примерно с меня, увенчанная различными растениями в горшках или растущих прямо из парапета. Я встала на цыпочки и заглянула через стену. Передо мной открылась императорская галерея для прогулок – длинная дорожка, которая сбегала к уступу под виллой и заканчивалась над обрывом.

Я нашла убежище.

На исследования у меня тогда не было времени, так как человек, идущий по гравию, вступил на каменные плиты обзорной площади, и его шаги стихли. Утренний воздух прорезали голоса. Я не смела пошевелиться из боязни, что меня услышат. Лишнее внимание мне в тот момент было ни к чему. Сделав один крошечный шажок влево, присев и вытянув шею, сквозь шипы и прекрасные соцветия роз я смогла разглядеть брата, который стоял рядом с Друзиллой, сцепив руки за спиной. Мое сердце учащенно забилось при виде трех других людей в полукруге обзорной площадки.

Флакк остановился перед Калигулой, кулаками уперся в бока, его запавшие глаза на сморщенном лице горели ненавистью. За его спиной высились двое преторианцев. Помню, что их присутствие меня удивило – в пределах виллы преторианцев практически не бывало, тут хозяйничали германские телохранители.

– А, Гай Юлий, это ты и… госпожа Друзилла?

Мой брат небрежно усмехнулся, а это нелегко сделать, когда некто более низкого, чем ты, положения обращается с тобой фамильярно и приводит с собой солдат.

– Ты ожидал увидеть кого-то другого? – тихо спросил Калигула.

Наблюдая за Флакком, я поняла, что произошло. На его лице промелькнули поочередно удивление, подозрение и потом раздражение. Старый сморчок проследил за мной до самого сада! Он был уверен, что найдет меня тут с братом и с…

Сердце в моей груди затрепетало еще быстрее.

И со стихом. Флакк полагал, что поймает меня и Калигулу с самым изменническим документом и это подтвердят два независимых свидетеля – преторианцы. Не затолкай меня брат в кусты, стояли бы мы сейчас перед Флакком, признавая вину одним только своим присутствием. Благодаря Калигуле мы были спасены и заодно узнали ответ на вопрос, кто написал проклятую сатиру и подбросил ее в комнату Гая. На императорской вилле опасность всегда витала вокруг нас, но никогда я не ощущала ее острее, чем в то утро, прячась в кустах, пока наш враг беззвучно поливал нас проклятиями за то, что мы ускользнули из его лап.