Артуро Перес-Реверте - Тень гильотины, или Добрые люди

Таков был в общих чертах аббат Брингас: поэт, памфлетист, революционер. Загадочный субъект, о котором в это мгновение ни адмирал, ни библиотекарь не знали ровным счетом ничего и которого секретарь посольства Игнасио Эредиа, чья эпистолярная связь с Хусто Санчесом Терроном, возможно, сыграла определенную роль, посоветовал им в качестве помощника для поисков «Энциклопедии». Будущий якобинец, неутомимый поставщик свежего мяса для гильотины, а впоследствии – ее жертва: Мишле назовет его scélérat déterminé [21] Отъявленный негодяй (фр.). , Ламартин – Jacobin fou [22] Чокнутый якобинец (фр.). , а Менендес-и-Пелайо, читавший обоих, «безумцем, гениальным и безжалостным». Но, конечно, никто не мог подозревать в тот день, что своим решением секретарь передал судьбу ученых мужей в чрезвычайно опасные руки.

– Итак, она перед вами, – уверяет Брингас, почесывая ухо под засаленным париком. – Улица, за фасадами которой скрывается tout Paris… [23] Весь Париж (фр.). Всемирный Вавилон!

Они пересекли мостовую и, миновав Пале-Рояль, в котором идут ремонтные работы, оказались на Сент-Оноре. В самом деле: перед ними открывается завораживающее зрелище. Привыкшие к мирному, почти провинциальному очарованию Мадрида, адмирал и библиотекарь осматриваются, потрясенные бесконечной ярмаркой с участием тысяч людей, которые входят, выходят или прогуливаются по магазинам элегантного бульвара, вдоль которого выстроились роскошные особняки.

– Перед вами, – рассказывает их отталкивающего вида гид, – самое знаменитое место Парижа: Мекка всех модников, где каждый может найти себе все, что душе угодно, в зависимости от вкусов и пристрастий: лучшие книжные лавки, трактиры, кофейни, где можно расслабиться, рассматривая фланирующую публику или почитывая газету, бесчисленные лавочки с необъятным ассортиментом изысканных изделий, начиная от научных приборов и заканчивая роскошным шитьем, магазинами готового платья, шляп, перчаток, одеколонов, тростей и всевозможных аксессуаров. Дамы – здесь они в большинстве – чувствуют себя как в раю: почтенный отец семейства кровавым потом изойдет, пока удовлетворит капризы супруги или дочек, рыскающих в поисках последней модели, которую сделала писком моды некая принцесса или герцогиня, – ведь именно так с пеной у рта утверждают мадам Булар, мадемуазель Александра и прочие прославленные модистки. Прогуливаясь по этой улице, даже самая сдержанная дама способна буквально доконать своего супруга. Говорят, скоро у этого места появится серьезный конкурент, причем прямо здесь, в Пале-Рояль. Вы же заметили, сколько там каменщиков: все в лесах! Это место является собственностью герцога Шартрского, кузена самого короля, и сейчас этот герцог окружает его широченными крытыми галереями, которые потом поделит на лавки и отдаст в аренду продавцам и предпринимателям. Его махинации с недвижимостью обсуждает весь город, однако они принесут пройдохе герцогу целое состояние… Может, желаете чего-нибудь выпить?

Не дожидаясь ответа, аббат усаживается в одно из плетеных кресел, которые стоят прямо на солнце у мраморных столиков уличного кафе. Академики тоже садятся, появляется официант, Брингас заказывает себе и остальным шоколад с водой. А себе еще и бисквиты, чтобы окунать их в шоколад.

– Я так спешил, столько неотложных дел… Выскочил из дома, не позавтракав.

Ожидая заказ, обсуждают Сент-Оноре: как случилось, что обычный городской квартал превратился в модное и элегантное место, куда приходит полгорода – других посмотреть, себя показать? Аббат указывает тростью на разряженных в пух и прах дам в кокетливых шляпках, называя их по именам, а также на мужчин в напудренных париках, с родинкой на щеке и при двух часах с блестящими крышками, кокетливо подвешенных на цепочке к жилету, – «тупые хлыщи», ворчит аббат сквозь зубы, делая вид, что вот-вот плюнет в их сторону, – которые сопровождают разряженных дам, послушно неся на руках их карманных собачек.

– Вся жизнь этих женщин – одно сплошное жеманство. Все легкомысленно, все по-французски: учителя танцев, парикмахеры, модистки, повара… Вы глубоко ошибались, сеньоры, думая, что Париж населяют сплошь ученые и философы!

Зловеще улыбаясь, Брингас красочно описывает обычный день из жизни парижских дам: двенадцать часов в постели, четыре – у зеркала, пять в гостях и три на прогулке или же в театре. На этой улице и в ее окрестностях, всюду, где царят monde [24] Свет (фр.). и его жрицы и превыше всего на свете ценится изобретение новой прически, нового шербета или духов, начинаешь сомневаться в поступательном развитии человеческого разума. А в это же время в бедных кварталах люди умирают от болезней и голода, обшаривают рынки в поисках гнилых овощей, женщины идут на панель, чтобы принести домой кусок черствого хлеба. В Париже, между прочим, проживает тридцать тысяч публичных женщин, уточняет он. Именно так: ни больше ни меньше. Не считая, конечно, содержанок и тех, кто скрывает свое занятие.

– В один прекрасный день все это вспыхнет на костре истории, – с порочным наслаждением рассуждает Брингас. – Но покуда дела обстоят так, а не иначе, остается только ждать.

Академики переглядываются, молча вопрошая друг друга, в ту ли компанию они попали, имея в виду своего нового знакомого, не говоря о его жуткой манере произносить отдельные испанские слова. В этот миг им приносят чашки с шоколадом, Брингас с подозрением пробует его, окуная бисквит, после чего принимается отчитывать официанта и в конце концов требует унести шоколад и подать кофе.

– Да, и к нему – баварский крем, – добавляет он.

Адмирал замечает, как какой-то мужчина, сидевший за одним из ближайших столиков, присмотревшись повнимательнее, внезапно покидает свое место и направляется прямиком к ним. Издали он выглядит вполне добропорядочно; однако вблизи заметно, что его камзол и шляпа потрепаны и грязны. Приблизившись к их столику, он произносит несколько слов на беглом французском, который адмирал едва успевает разобрать: кажется, ему необходимо срочно продать им некий предмет, драгоценность или нечто в этом роде, который он выразительно ощупывает в кармане.

– Нет, благодарю, – сухо отвечает адмирал, разгадав его намерения.

Тип рассматривает его бесстыдно и вызывающе, уставившись прямо в глаза, затем поворачивается и пропадает из виду, смешавшись с толпой.

– Вы правильно поступили, друг мой, – говорит ему Брингас. – Этот город кишит проходимцами вроде этого типа, от которых лучше держаться подальше… Однако позвольте дать вам полезный совет: в Париже ни в коем случае нельзя говорить «нет», это звучит почти как оскорбление. Приблизительно как в Испании в открытую заявить человеку, что тот соврал.