Ине Лоренс - Непокорная [litres]

Кузина резко оттолкнула его:

– Будь осторожен! Что, если одна из этих дур горничных ворвется сюда и увидит нас вместе?

– Разве мы с тобой не родственники? Разве мы не можем нежно приветствовать друг друга? – с преувеличенной манерностью спросил Амандус.

– Это слишком опасно, особенно если обо всем узнает Матиас…

Монах тихо засмеялся и махнул рукой:

– Вряд ли он сможет что-либо нам сделать. Матиас спал со своей мачехой еще при жизни отца. Это гораздо больший грех, чем тот, который мы с тобой совершили и продолжаем совершать…

– Он изменился, и я его боюсь, – призналась Геновева.

Амандус не воспринял ее слова всерьез:

– Замани его в свою комнату, задери юбки повыше, и он снова охотно в тебя войдет.

– К сожалению, теперь все не так просто. Матиас все больше от меня отдаляется и даже собирается жениться, прежде чем уйдет на войну. Меня же и моего сына хочет изгнать в имение, предназначенное для вдовы…

– Дорогая моя, ты само воплощение женственности. Даже Венера должна тебе завидовать. Как может этот олух Матиас от тебя сбежать?

– И тем не менее это так! Он все время твердит о том, что желает искупить свои грехи в битве с неверными. Черт знает, откуда у него взялась эта внезапная набожность? – сердито произнесла Геновева.

Услышав это, Амандус оторопел:

– Если я не ошибаюсь, Матиас говорил нечто подобное во время последней исповеди. Но я не воспринял это всерьез.

– Он чертовски серьезен, – сказала Геновева. – Если сейчас мой пасынок пойдет на войну, а затем вернется, я больше не буду иметь над ним власти. Дай бог, чтобы он хотя бы не отправил меня в монастырь!

Амандус успокаивающе погладил ее по плечу:

– Не унывай! Дорога до Вены долгая, а турки – отчаянные головорезы. Многие из тех, кто отправится на войну, не вернутся обратно.

– Я надеюсь, что Матиас окажется в их числе! – прошипела Геновева.

– Он ищет прощения грехов и потому будет стремиться в самый центр сражения. Таких людей почти всегда настигает смерть, – ответил Амандус со злобной усмешкой.

– Я была бы этому рада! Тогда наш сын, которого все считают потомком старого Аллерсхайма, стал бы преемником Матиаса, а мы с тобой смогли бы жить припеваючи как его опекуны. – От этой мысли лицо Геновевы прояснилось, но в душе все же осталась капля горечи. – Но что, если Матиас выживет и вернется?

– Тогда мы должны подготовиться к его возвращению, – сказал монах и подмигнул кузине. – Воины часто подхватывают на чужбине какую-нибудь болезнь и по возвращении домой умирают от нее. Почему бы этому не случиться с Матиасом фон Аллерсхаймом?

– Я тоже задаю себе этот вопрос, – ответила Геновева брату и разразилась смехом. Успокоившись, она провела рукой по его гладко выбритой щеке. – Матиас хочет отправиться сегодня к нашим соседям. Я была бы рада, если бы вечером ты предался молитве вместе со мной.

– Мы обязательно помолимся, – заверил ее Амандус, энергично двигая тазом.

Матиаса фон Аллерсхайма терзали сомнения. Такого с ним еще не случалось. Прежде он мало интересовался религией и даже посмеивался над своим благочестивым отцом. Но теперь тот являлся ему во сне и грозил страшнейшими адскими муками. Матиас также вспомнил, что старый граф выдворил двоюродного брата Геновевы Амандуса из своих владений и запретил ему когда-либо снова тут появляться. Однако монах уже много месяцев находился в замке и даже взял на себя роль священника, не будучи назначенным на эту должность.

Матиас подумал, что его отец перевернулся бы в гробу, если бы об этом узнал, и почувствовал, что бремя грехов стало еще тяжелее. Чтобы избежать этого ощущения, молодой человек обратил свои мысли на предстоящую кампанию.

Известие об огромной армии османов, которая должна была выступить против западных стран, распространилось по Франконии несколько недель назад подобно лесному пожару. Теперь нужно было срочно создать франконское войско, которое станет частью имперской армии. Высокородные господа из Вюрцбурга, Бамберга, Байрейта и Ансбаха, которые считались самыми влиятельными людьми во Франконии, уже назначили командира – Георга Фридриха Вальдекского, опытного человека, и доверили ему привести франков в Вену. Прежде всего, этот выбор помог предотвратить мелочную ревность князей-епископов и маркграфов во Франконском имперском округе. Вюрцбург и Бамберг никогда бы не допустили, чтобы командование принял Гогенцоллерн, а господа в Байрейте и Ансбахе не передали бы свою часть войска под управление человека, подчинявшегося князьям-епископам.

Матиас покачал головой, удивляясь себялюбию франконцев, ведь речь шла о защите христианского Запада от язычников. Но в подобных вопросах мелкому имперскому графу вроде него разбираться необязательно. Он должен был отправиться на войну и надеяться, что бремя его грехов будет уменьшаться с каждым расколотым им черепом неверного.

Погруженный в размышления, Матиас направился в конюшню, подозвал к себе шталмейстера и приказал оседлать его коня и еще четырех лошадей.

– Могу ли я спросить, господин, кто поедет с вами? – произнес шталмейстер. – У каждого есть свои предпочтения, и я хотел бы правильно подобрать лошадей.

Матиас подумал и назвал четыре имени, которые первыми пришли ему на ум:

– Хайнер, Шорш, Альбан и Фирмин.

Лишь после этого он вспомнил, что Фирмин был доверенным лицом отца и резко осудил его, Матиаса, после исчезновения близнецов. На мгновение он задумался, стоило ли брать с собой именно этого слугу. Однако Фирмин уже бывал на войне вместе со старым графом и обладал опытом, которого не хватало Матиасу и остальным слугам, которые должны были сопровождать его в Вену. Поэтому молодой человек не изменил своего решения и послал одного из конюхов за слугами.

Трое из них вскоре явились. Это были молодые ребята, горевшие желанием отправиться на войну. Для них это было приключение, которое позволило бы им избежать монотонной жизни в замке. Никто из них не задумывался о ранах и смерти.

Фирмин пришел чуть позже. Он стал рядом с Матиасом и скрестил руки на груди, ожидая приказа.

– Мы поедем сначала в Гунцберг, а затем в другие владения, где должны предоставить деньги и людей для нашего войска, – сказал Матиас четырем слугам.

– Значит, мы все-таки отправимся на войну! – воскликнул Шорш с сияющими глазами.

Фирмин поморщился:

– Поверь мне: война отвратительна, даже когда ты оказываешься победителем.

– Не каркай, старик, – усмехнулся Шорш.

– Если тебе страшно, лучше останься дома, – сказал Альбан и ухмыльнулся.

– Если позволит господин. – Впервые за долгое время Фирмин посмотрел прямо в глаза Матиасу.