Геннадий Турмов - Прóклятое золото Колымы [litres]

Обычно мы видим людей как бы в маске, когда они поворачиваются к нам своей лучшей стороной.

Думаю, что по-настоящему изучить людей можно только тогда, когда наблюдаешь за ними без их ведома, как бы подслушиваешь их мысли, видишь их в неприукрашенном виде. И ещё мне кажется, что узнать других можно только тогда, когда их душа обнажена страданиями.

К сожалению, изучить людей, которые жили раньше нас, можно лишь по скупым, сухим и протокольно-формальным архивным данным, да ещё по воспоминаниям их современников, которые дошли до нас как субъективная оценка жизни того или иного человека.

Тем не менее каждый человек высвечивает свою жизнь всеми гранями души, характера и таланта, и если отсвет этот доходит до нас через годы – значит, человек тот самый бриллиант и есть.

Во время одной из служебных командировок в Москву я, как обычно, к исходу дня зашёл в букинистический магазин недалеко от станции метро «Рижская». Помню, мне тогда приглянулось редкое дореволюционное издание «Руслана и Людмилы» А.С. Пушкина, прекрасно иллюстрированное и хорошо сохранившееся. Я приобрёл его для библиотеки университета и, пока кассир оформлял покупку, спросил у продавца:

– У вас есть что-нибудь о Владивостоке?

Получив отрицательный ответ и уже направившись к выходу, услышал:

– Посмотрите, пожалуйста, вот это.

Из-за прилавка мне показали рассохшийся деревянный сундучок, обитый по углам металлом, в котором находилась какая-то, похожая на маску от акваланга, штука, и продолговатые квадратики картона с фотографиями, почему-то сдвоенными. Там были виды Пятигорска, снимки, сделанные в Китае и даже в Египте. Однако большая часть фотоснимков напоминала о чём-то очень знакомом, родном.

Словом, после некоторого раздумья я приобрёл этот старинный сундучок и осторожно, чтобы он не развалился, доставил в гостиницу, где тщательно упаковал, приготовив приобретение для долгой транспортировки. Наконец, мы с сундучком прибыли во Владивосток.

Через некоторое время показал покупку коллегам. Совместно определили, что 50 снимков – виды Владивостока начала ХХ в., а штука, напоминающая маску акваланга, не что иное, как приспособление для просмотра стереофотографий (вот почему фотографии были сдвоенными). Я попросил знакомого профессора отреставрировать сундучок и приспособление для просмотра стереофотографий, у которого сохранилась только одна прямоугольная линза из двух. К тому времени в университете была открыта специальность по художественной обработке материалов, преподаватели которой прекрасно справились с этой непростой задачей. Сундучок, получивший вторую жизнь, занял почётное место в музее, а фотографии я хранил в кабинете и в свободную минуту перебирал их, узнавая те или иные места старого Владивостока, запечатлённые на снимках.

Прошло некоторое время. Приближалась дата 100-летия начала Русско-японской войны 1904–1905 гг. С японским университетом Кокусикан из Токио мы заключили договор о сотрудничестве, и одним из пунктов этого договора было обязательство по освещению событий того сложного времени с позиций современности. Была сформирована группа исследователей, найдены материалы, новизна которых удивила даже самых дотошных краеведов. Мы выпустили два из десяти запланированных изданий, готовились к предстоящим конференциям (одна – во Владивостоке, другая – в Токио), а я к этому времени уже успел познакомиться с удивительными, увлечёнными людьми – коллекционерами.

У одного из них, Виктора Григорьевича, известного знатока старого Владивостока, я даже несколько раз побывал дома, с интересом посмотрел его редчайшую коллекцию открыток, удивившись необычайной эрудиции хозяина, владевшего поистине энциклопедическими знаниями.

Когда познакомил Виктора Григорьевича с содержимым сундучка и услышал его первые комментарии, то понял, что сундучок оказался поистине волшебным, потому что на фотографиях застыли мгновения событий из жизни Владивостока 1904–1905 гг. А так как это были не открытки и не иллюстрации, а любительские снимки, и, вероятно, в единственном экземпляре, то я понял, какой ценностью стал обладать музей нашего университета.

Виктор Григорьевич с удовольствием взялся сделать подписи к снимкам и через некоторое время передал мне карандашные наброски комментариев к фотографиям, предварив их интереснейшей запиской, которую я хотел бы сделать предисловием к иллюстрациям:

«Все эти ценные стереофотографии хранила семья Машковых (Мешковых). Их родственники и в настоящее время проживают на Сахалинской, но они эти документы не видели и ничего о них не знают.

Припоминаю, что я видел эти снимки в 1964–1965 гг. В. Полоухин».

Я не знаю, каким образом фотографии из Владивостока оказались в букинистическом магазине в Москве, да, наверное, узнать это сейчас невозможно, как невозможно узнать и имя фотографа – автора первых стереофотографий Владивостока. Но ясно одно: для нас эти снимки очень дороги и близки, так как дают возможность прикоснуться к прошлому столицы Приморского края, к истории нашего, такого неповторимого города.

Именно в эти годы служила сестрой милосердия в военно-морском госпитале Владивостока Валерия Мацкевич, бросившая артистическую карьеру и приехавшая из Санкт-Петербурга во Владивосток, где её брат Дмитрий Мацкевич служил минным механиком на крейсере «Громобой», одном из кораблей «неуловимой» Владивостокской эскадры.

После выхода в свет книги «Волшебный сундучок» я познакомился с Владимиром Калининым, учёным-биологом из Дальневосточного отделения Российской академии наук. Он увлекается историей Владивостокской крепости, издал о ней несколько книг, неплохо знает старый Владивосток. Он же обнаружил несколько ошибок в подписях к стереофотографиям. А впоследствии мы даже опубликовали в журнале «Гуманитарные проблемы стран Азиатско-Тихоокеанского региона» совместную статью о военных инженерах, служивших в начале ХХ века под командованием генерала А.П. Шошина.

Книга «Волшебный сундучок» вышла в серии «Русско-японская война 1904–1905 гг.» и не только получила своё признание среди коллекционеров и любителей истории, но и стала лауреатом нескольких книжных выставок.

В одной из командировок в Японию мне посчастливилось приобрести второе приспособление для просмотра стереофотографий под названием «стереоскоп» и несколько приложений к нему периода Русско-японской войны 1904–1905 гг. Стереофотографии были изготовлены в Японии, вероятно в первом десятилетии XX в., и служили одновременно почтовыми карточками. Интересно, что такой формы почтовые карточки мне никогда не попадались. Разыскал я их в Токио, когда, заблудившись в этом мегаполисе и проплутав до позднего вечера, зашёл перекусить в одно из многочисленных небольших кафе. Разделавшись с миской японской лапши, я поднялся по крутой лестнице на второй этаж и обнаружил там книжный магазинчик, где и приобрёл эти стереофотографии, а также несколько книг и открыток. После расчёта с помощью жестов и неимоверной смеси русского, английского и японского, попросил хозяина лавки помочь мне добраться до гостиницы и показал карточку с адресом. Он удивительно быстро вызвал такси и, проводив до автомобиля, склонился в поясном поклоне.