Мика Валтари - Синухе-египтянин

Мне не понадобилось долго ходить по городу, чтобы убедиться в правдивости рассказов Каптаха. Хотя меня и не трогали, так как я носил сирийскую одежду, но люди, знавшие меня раньше, отворачивались при встрече со мной, а другие египтяне ходили по городу с охраной. Несмотря на это, их оскорбляли и швыряли в них гнилыми фруктами и дохлыми рыбами. Я, однако, не считал все это слишком опасным – симирцы, наверное, обозлились из-за новых налогов, а такое возмущение обычно быстро проходило, так как Египет был полезен Сирии не меньше, чем Сирия Египту, и я считал, что прибрежные города недолго смогут обходиться без египетского зерна.

Обдумав все это, я велел навести в доме порядок и, как прежде, стал принимать больных, а они начали приходить ко мне, едва узнав о моем возвращении, ибо болезнь и страдание не спрашивают у целителя, из какого он народа, а спрашивают, что он умеет. Но больные часто спорили со мной и говорили:

– Ты – египтянин, но признайся – разве это справедливо, что Египет тянет с нас налоги, как пиявка, пьющая кровь, и богатеет на нашей нищете? Египетский гарнизон в нашем городе тоже для нас оскорбителен, ведь мы и сами сумели бы позаботиться о порядке и защититься от недругов. Несправедливо и то, что нам запрещается восстанавливать стены и башни вокруг города, если мы сами этого хотим и готовы сделать это на свои средства. Наши собственные правители способны управлять нами ничуть не хуже египетских, которые не должны вмешиваться в коронацию наших царей и в дела правосудия. Мы могли бы процветать при помощи Ваала, но египтяне словно саранча сидят на наших шеях, а ваш фараон навязывает нам нового бога, так что мы теряем благосклоность наших собственных богов.

Мне не хотелось спорить с ними, но я все-таки сказал:

– От кого вы хотите оградиться стенами и башнями, если не от Египта? Во времена ваших праотцов город действительно был свободным, но ведь вы проливали кровь и нищали в бесчисленных войнах с вашими соседями, которых вы и теперь ненавидите, а ваши правители чинили расправы, так что ни богач ни бедняк не мог найти у них защиты. Теперь вас охраняют от ваших врагов египетские щиты и копья, а законы Египта соблюдают права бедняков и богачей.

Но мои слова их раздражали, глаза у них наливались кровью, ноздри раздувались, и они говорили:

– Все египетские законы – дерьмо, а египетские боги нам противны. Если наши правители и были к нам жестоки и несправедливы, чему мы не верим, ибо это – египетская ложь, придуманная для того, чтобы мы забыли о свободе, – то они все-таки были нашими собственными правителями, и сердце нам подсказывает, что лучше несправедливость в свободной стране, чем справедливость в порабощенной.

– Непохоже, чтобы вы чувствовали себя рабами, – возражал я им, – вы же толстеете и похваляетесь, что ваше богатство растет благодаря глупости египтян. Будь вы свободными, вы грабили бы принадлежащие друг другу суда, ломали друг у друга фруктовые деревья и не могли бы с безопасностью для жизни ездить по дорогам своей страны.

Но они меня не слушали, а бросали свои подарки мне под ноги и уходили со словами:

– В сердце своем ты египтянин, хоть и носишь сирийские одежды. Каждый египтянин – тиран, он всегда поступает несправедливо, и хорош только мертвый египтянин.

Из-за всего этого мне больше не жилось в Симире, я начал собирать свои сбережения и приготовился уезжать, тем более что мне следовало встретиться с Хоремхебом и рассказать ему, что я видел в разных странах. Для этого нужно было ехать в Египет. Но я не торопился, ибо сердце мое охватывала странная дрожь при мысли, что мне случится еще раз испить воды из Нила. Пока время шло, настроение в городе изменилось, однажды утром в гавани из воды был вытащен египетский стражник с перерезанным горлом, это очень испугало сирийцев, они попрятались в своих домах, и в городе водворился покой. Но чиновники из египетского посольства не нашли убийцу, никто не был наказан, и горожане вскоре вновь открыли двери своих домов, стали разговаривать еще откровеннее и уже не уступали египтянам дороги, так что тем приходилось сторониться и ходить вооруженными.

Однажды вечером, в темноте, возвращаясь из храма Иштар, в который я иногда захаживал, словно жаждущий, который утоляет жажду водой, не глядя, из какого колодца, возле стены мне встретилась группа мужчин, которые сказали друг другу:

– А не египтянин ли это? Можем ли мы допустить, чтобы этот обрезанный спал с нашими девушками и осквернял наш храм?

Я отвечал им:

– Ваши девушки, которых правильнее назвать совсем иначе, не обращают внимания на внешность мужчины и его происхождение, они судят по весу золота, которое лежит у него в мошне, за что я их вовсе не осуждаю, поскольку сам хожу с ними веселиться и собираюсь делать это впредь, если мне захочется.

Тогда незнакомцы, натянув плащи себе на головы, набросились на меня, свалили на землю и стали бить головой о каменную стену, пока я не почувствовал, что умираю. Но когда они принялись меня грабить и стаскивать с меня одежду, чтобы бросить тело в воды гавани, кто-то из них увидел мое лицо и сказал:

– А не Синухе ли это, египетский врачеватель и друг царя Азиру?

Я это подтвердил, пообещав их убить и скормить их тела собакам, ибо голова у меня отчаянно болела и я был так зол, что забыл о страхе. Тогда они отпустили меня, вернули одежду и, натягивая на глаза плащи, разбежались, а я не понял, почему они так поступили, – ведь у них не было оснований бояться моих угроз, поскольку я был беспомощен и находился в их власти.

Но спустя несколько дней к моему дому подъехал посыльный, он прискакал верхом на лошади, что было редкостью, ибо египтяне никогда не ездят верхом, и даже сирийцы делают это редко, на лошадях ездят верхом только дикие разбойники из пустыни. Дело в том, что лошадь – высокое и горячее животное, она лягается и кусается и, если попытаться на нее влезть, она сбрасывает всадника, не то что привыкший ко всему мул. Лошадь опасна даже впряженная в коляску, с ней не умеет обращаться никто, кроме специально обученных воинов, которые усмиряют ее, засовывая ей палец в ноздри. Но посыльный подъехал к моему дому на лошади, она была в пене, страшно фыркала, и изо рта у нее текла кровь. По одежде приезжего я понял, что он спустился с гор, от овечьих стад, а по его лицу было видно, что он очень взволнован. Он бросился ко мне так поспешно, что едва успел поклониться и коснуться рукой головы, как это принято делать в знак приветствия, а сразу крикнул в испуге:

– Вызови свои носилки, целитель Синухе, и поспеши за мной, ибо я прибыл из земли амореев, и царь Азиру послал меня за тобой. Его сын болен, и никто не знает, что с ним, царь мечется словно лев в пустыне и всем, кто к нему приближается, ломает руки и ноги. Возьми свой сундучок со снадобьями и следуй за мной, иначе я перережу тебе горло и покачу твою голову вдоль по улице.