Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Не зря говорят: у потерявшего – сто грехов. Вот гур хан и продолжает приглядываться к молодым людям в надежде обрести достойного зятя. И сразу же взор его пал на нищего, но высокородного наследника главы рода найманов… Но настораживает гур хана его чрезмерная прыть, его тяга к проказам и откровенная наглость в глазах… Уж больно прыток да скор!..

К тому же – слишком юн пока… может быть, кровь молодая в нем кипит-играет, плещет через край юным озорством? Может, остепенится он с годами, и откроется его глубинный, настоящий нрав? Вкусит власти, которую дают чин и должность, почует, как сладко повелевать людьми – вот и проявится его истинная натура… Эх, если б не эти нынешние бедствия, если б не попали кара-китаи в столь опасное положение, сыскал бы гур хан возможность испытать его, подыскал бы ключ к нему!

Но надо присмотреться…

Гур хан повелел своим людям отправиться к Иртышу и прознать, каково сегодня живется найманам и какими тропами ходят они, да возвращаться как можно скорее.

И в очередной раз гур хан созвал на совет всех высших воителей своих, и выплеснул он свое недовольство на них: с каждым днем положение становится все опасней, и воинство – словно стареет и силы его иссякают, и вот-вот наступит час, когда враги, прежде и глаз своих поднять не смевшие, поймут, что силы их уже равны. И спросил гур хан собравшихся, что думают они об этом, чем объяснить могут такую беду. Почему среди воинов все меньше порядка и послушания, хотя денег из казны идет на них все больше?

И тут же, как всегда, тойоны-военачальники принялись жаловаться на разные нехватки, вновь стали сваливать неудачи на других: начальник легкой конницы винил начальника конницы тяжеловооруженной, тот – предводителя пеших войск, и так далее… Каждый, встав, твердил одно и то же – что говорил и в прошлый раз, и в позапрошлый. Каждый считал: виноват кто-то другой, но не он. О, никчемные людишки! Но кто же их возвысил, кто дал им их высокие чины и должности? Разве не сам гур хан? Конечно, сам… Он винил себя. Надо же было подобрать столько бездарей. И где были прежде его глаза и чутье?!

Наконец гур хан велел позвать на совет Кучулука, с самого начала его ожидавшего у шатра.

Всем своим видом Кучулук сразу же дал понять, что ему не по нраву стоять перед многочисленными тойонами. Гур хан, с живым интересом смотревший на него, усмехнулся про себя: ишь ты, с малых лет норов выказывает… Дай такому остепениться да надели властью – суровый, беспощадный будет вождь. Ничего, пусть пока потерпит, спрячет до времени свой норов в рукав…

– Мудрый человек умеет извлекать пользу не только из побед, но даже из горьких поражений, – заговорил, наконец, гур хан, оглядев тойонов, с любопытством взиравших на юнца. – Вот была битва у горы Нахы – о ней до нас с опозданием дошли лишь отрывочные вести, а нам сейчас важно услышать правду от тебя, ибо ты участвовал в той битве.

– Да я ведь тогда был всего лишь одиннадцатилетним мальчишкой, хоть и величали меня предводителем всего воинства, – начал свой рассказ Кучулук. Было заметно, что ему не по душе вспоминать о былом унижении. – От моего имени повелевали военачальники. Так что вряд ли я могу знать все в точности, как оно было на самом деле.

– Случилось непредвиденное, от которого никто не застрахован. По всем раскладам вы – найманы – намного превосходили противника. Вы запросто разделались бы с монголами, – гур хан с отвращением поморщился и отвернулся.

– Может быть… Никто не знает, как бы все могло повернуться, – в голосе Кучулука явственно слышалось раздражение. Не по сердцу ему пришлось то унижение, которому он подвергся в этом разговоре. – Задним числом все можно истолковать, как хочется…

– Кто не способен грамотно продумать прошлое, отделить в нем верное от неверного, тот и всегда спотыкаться будет!

– Истину говоришь, о гур хан… – Кучулук склонил голову в поклоне, усилием воли подавив в себе распиравший его изнутри гнев; так подсказал ему вести себя старый советник.

– Вот это уже лучше… – гур хан повернулся к тойонам. – Ну, что, слышали, до чего доводит пренебрежение к силе врага и преувеличивание своих сил, куда ведут кичливость и гордыня? Теперь – поразмыслите… Но не с высокомерием, а оно, знаю, кое-кому из вас не чуждо.

– Вряд ли усилит нас и чрезмерное осторожничанье, и ни к чему нам усложнять то, что просто, – заметил средних лет тойон с лицом, сплошь поросшим седеющей бородой. – Не прибавит ли это нам неуверенности? Полагаю, ратному человеку умничанье не надобно.

– Да разве тут есть такие – чрезмерно осторожные или умствующие? – гур хан обвел всех вокруг ехидным взором. – Неужели такой человек тут найдется? Я что-то его не вижу…

– Правильно говорит гур хан! Это мы, ничтожные, все понимаем превратно! – тут же выскочил высокий, высохший старец преклонных лет: видимо, то был давний соперник первого тойона. Но тот не смолчал и тут же дал отпор. И – слово за слово! – опять разгулялась бесконечная словесная перепалка с перечислением давних и недавних, мелких и крупных ошибок, промахов; взаимные обвинения, которые стороннему человеку могли бы показаться ничтожными, опять заполонили пространство сурта-шатра. Такие схватки на советах уже стали привычными, никто уже в них и не вслушивался, кое-кто из сидевших тихо переговаривались меж собой. Но находились и такие, что подзуживали да подзадоривали спорщиков, каждый из которых время от времени находил «весомые доказательства»: «Гур хан знает!», «Так говорил гур хан», «Сам гур хан был тому свидетелем», либо – «Мы с гур ханом так решили», «Гур хану это не понравилось».

…Меж тем Кучулук отметил, что большинство тойонов – ровесники самого гур хана. Тех, что помоложе, было меньше пальцев одной руки. А молодых, тем более ровесников его, Кучулука, вообще не было.

– Ну, ладно… – спустя некоторое время заговорил гур хан, оборвав этот вялый, пустопорожний спор и возвращая обсуждение в прежнее русло. – Еще раз спрашиваю вас: есть ли у нас привычка в мыслях чрезмерно уничижать врага и за счет этого преувеличивать свои силы?

– Хм…

– Да, как сказать…

– Вроде бы и есть…

– Истинно есть, гур хан! Немало здесь таких, кто все время своими победами хвастается, а про неудачи и поражения не помнит.

Опять было началась словесная перепалка. Но на сей раз гур хан резко прервал ее, пока она не разгорелась:

– Спорить об этом нет смысла, только лжец да слепец или полный дурак может отрицать очевидное!..

Только что галдевшие тойоны вмиг смолкли: слышно стало даже, как мухи жужжат… Тихий голос гур хана обрел твердость:

– Этот открытый и честный разговор надобно мне было завести лет десять назад, ну, хотя бы пять. Это моя вина… Я сам виновен в этом… В том, что кичась своими победами над пешими и плохо обученными воинами якобы глупых врагов, мы стали считать себя непобедимыми… Я одерживал победы над султаном Тэкисом везде и всюду, и в степи, и в горах, брал все его крепости – и полагал, что это суть плоды моей ратной исключительности. А на деле все причины коренились в слабости его войск, в том, что у него было мало хорошей конницы. Почему я так решил? Как только Тэкис женился на Турхан-хотун – дочери кипчакского хана, почитавшегося всеми тюркскими племенами, сразу же у него и конницы прибавилось, и все его воинство окрепло. И окончательно доказал нам это сын Тэкиса – Мухаммет. Вы сами видите: он крепнет, зреет, он становится искуснее от битвы к битве. Да, сейчас наши силы равны, но это равновесие держится на конском волоске… Так – сегодня! Но кто из вас может сказать, что станется завтра?