Милош Црнянский - Переселение. Том 2

Задыхаясь от слез, она шептала:

— Милый, никогда нам уже не встретиться на этом свете! Нет у меня никакой надежды. — И, вскрикнув, отошла и прислонилась у ворот к стене.

Павлу было больно смотреть на Гроздина, который остановился перед ним, пригорюнившись, чтобы попрощаться.

— Нехорошо, непорядочно не сказать при расставании, — промолвил одеяльщик, обнимая Павла, — что я знаю, как Трифун опозорил и сделал несчастной Кумрию. Бог ему судья! Я уже слишком стар, чтобы еще раз выдавать замуж дочь, которую мы вырастили с покойной Анчей, как ласточки — птенца. Жизнь коротка, и долго я не протяну. Но попытаюсь своими слабыми силами сотворить чудо: вернуть Трифуну жену и детей. Буду уговаривать дочь вернуться, и, если это удастся, я смогу спокойно умереть. Отныне это смысл моей жизни. Не уйти мне с этого света, пока я не верну Трифуну детей. Так ему и передай.

Старый Гроздин стоял под шелковицами в накинутом на плечи пальто; таким он и запечатлелся в памяти Павла, видевшего его в последний раз.

Выходя за ворота, Павел еще раз бросил взгляд на Кумрию; закрыв лицо руками, она прислонилась к стене, плечи ее тряслись от рыданий.

Так ранним утром Павел Исакович покинул Руму с ее шелковицами.

В донесении полицмейстера города Граца Франца Шрама в Окружной штаб сообщалось, что некий русский капитан Исаков прибыл 10 сентября 1752 года из города Марбурга на почтовую станцию Граца и поселился в доме торговца скобяными товарами Клейнштетера.

Полицмейстер докладывал, что русский капитан человек тихий, обходительный и состоятельный. Кроме прогулок по городу, из дома вышеупомянутого почтенного гражданина города Граца он никуда не отлучается. Дважды побывал в мастерских кос и серпов упомянутого Клейнштетера, где, сняв офицерский китель, опробовал кузнечные мехи. Осмотрел и скобяные изделия, которые собирается отсылать в Россию.

Клейнштетер, которого Шрам хорошо знал, уверял его по секрету, что Исаков состоит на службе у русского посла и прислан из Вены. Что он — уволенный из австрийской армии сербский офицер-схизматик, переселяющийся в Россию и ездивший в Осек распродавать свое имущество.

Капитан Исаков, докладывал Шрам, тринадцатого сентября уехал в Леобен. Окружной штаб направил это донесение в Вену. На донесении надпись: «Eingeschickt, Graz, den 14 Elapsi, 1752» [6] «Отослано, Грац, 14 сентября, 1752» (нем.) . .

Сейчас нам известно, что данные в этом донесении в основном точные.

Действительно, Россия тогда в больших количествах закупала в Граце косы и серпы. Верным было и то, что Павел прогуливался по Грацу.

Вот только куда заходил Павел во время своих прогулок?

Исакович прибыл в Грац из Марбурга в упомянутый день, когда на землю уже спускались сумерки. Зажигались фонари.

Стоя у окна в доме вышеупомянутого торговца скобяными товарами, Павел смотрел на постепенно утопавший во мраке, пересеченный рекою город. Еще были видны островерхие крыши домов, колокольни барочных церквей, но не они привлекали взгляд капитана. И не возвышавшиеся вдали штирийские Альпы. Все, что интересовало Павла в Граце, находилось на той стороне реки, на горе, которая называлась Шлосберг, где была знаменитая тюрьма того времени — каземат, куда из венского Нейштадта были переброшены славонские офицеры — его земляки, работавшие в пользу русских. Конференц-секретарь графа Кейзерлинга Волков дал согласие на просьбу Исаковича провести ночь в Граце и поглядеть на Шлосберг, о котором они поговорят после возвращения его в Вену. Кейзерлинга об этом они не поставили в известность.

Договорились также и о том, что, если в Граце с Исаковичем что-нибудь случится, русское посольство умывает, подобно Пилату, руки. Официально Волков дал согласие только на встречу с Клейнштетером.

Все прочее надо было согласовать с Агагиянияном. Он, сказал Волков, эксперт по части серпов и кос. Клейнштетер его очень ценит.

Таким образом, прибыв в Грац, капитан Исакович решил, что умнее всего в первый вечер никуда из дома не выходить. И уселся у окна в белой рубашке и с трубкой, чтобы с улицы можно было его легко увидеть.

Напротив, под крытыми воротами, на треногом табурете сидел сапожник и забивал в подметки гвозди. А на втором этаже того же дома напротив, в окне, среди цветов, то и дело показывалась молодая женщина. И тот, и другая с любопытством поглядывали на приехавшего к соседу гостя. Однако, когда молодая женщина стала ему улыбаться, Исакович отошел от окна.

К тому же узенькая улочка между домами вскоре скрылась во мраке.

Исаковичу отвели огромную угольную комнату с фонарем, какие в ту пору были всюду в моде. По-французски это называлось: «fenêtre en rotonde», а по-немецки: «Spion».

Это был застекленный выступ в стене, откуда можно было видеть, кто куда идет и кто откуда приходит.

Клейнштетер не беспокоил Павла.

Это был пожилой человек — розовощекий, большеголовый. Лицо у него, как у всех скобяных и кузнечных дел мастеров, было красное, обожженное, носатое, с щетинистой бородкой и налитыми кровью глазами. И хотя Клейнштетер был человек состоятельный, он целыми днями работал у горна в кожаном картузе и в огромных, сдвинутых на лоб очках, которые никогда не снимал, но которыми никогда и не пользовался.

Хозяин сказал Павлу, что он может хорошо отдохнуть, никто ему досаждать не станет, он даже не познакомил его с семьей.

Ждет он его-де уже давно.

Ему писал о приезде Исаковича его благородие Анастас!

Судя по всему, русские, видимо, не знали, что Клейнштетер дает сведения полиции о своих клиентах. Его адрес дан был Павлу как вполне надежный.

Однако и полицмейстер Шрам, похоже, не был осведомлен обо всем, чем занимался капитан, поселившийся в доме торговца.

Либо Клейнштетер не видел и не знал, куда капитан каждый день отправляется на прогулку, либо не хотел этого видеть.

Назавтра, разгуливая по городу, Павел частенько сворачивал в улицы, ведущие к горе, где высилась крепость с казематами и тюрьмой. Правда, днем он работал, интереса ради, в кузнице, раздувая мехи, но уже на второй вечер, гуляя, поднялся на Шлосберг. Клейнштетер в честь своего гостя самолично выковал в тот день серп и косу, какие ему заказали русские.

Потом они весело пообедали.

А после обеда Клейнштетер дал капитану провожатого, чтобы тот поводил его по Грацу и показал церкви.

Исакович с первого же дня заметил, что за ним неотступно следуют сыщики. Когда он выходил со своим провожатым из церкви или из пивной, они ждали его на углах.

Сыщиков было трое.

Все они были прилично одеты и внешне не похожи друг на друга, но у всех троих в руке был хлыст из воловьих жил. Когда Павел проходил мимо, они прижимались к стене и смотрели на него горящими глазами. Однако спустя два-три часа им надоедало шататься по городу.