Милош Црнянский - Переселение. Том 2

Госпожа Монтенуово, которой в ту пору стукнуло пятьдесят лет, в молодости боялась прелюбодеяния, как огня, полагая, что стоит ей только изменить мужу, с которым у нее не было детей, как она тотчас забеременеет; о том же твердили ей и подруги. Внебрачная любовь, как в ту пору считали, горячей и крепче супружеской. Она, конечно, безнравственна, но зато не бесплодна. Госпожа Монтенуово являла собой классический пример венки, которая производила впечатление, будто уже сто раз обманывала мужа, хотя на самом деле этого не было ни разу. Правда, лишь первые годы.

Убедившись, что родить она не может, по примеру своих подруг при дворе, и г-жа Монтенуово обзавелась любовником. С тех пор у нее их было больше, чем пальцев на руках и ногах. И хотя она этого уже не скрывала, никто из ее знакомых тому не верил. Между тем Божич, которому в то время давно уже перевалило за пятьдесят, со своим беззубым ртом и горящими глазами пьяницы, никогда не числился в списке любовников г-жи Монтенуово. К нему она испытывала чувство жалости, предвидя конец этого отважного смельчака, безгранично преданного ее мужу. Человека, у которого такая красивая и молодая жена.

Госпожу Монтенуово тянуло не к Божичу, а к г-же Божич. К этой красивой иностранке она воспылала настоящей страстью.

Когда происходило все то, о чем мы рассказываем, в Европе среди крестьян царило большое оскудение, а в высшем обществе царила свободная любовь, особенно в придворных кругах.

Дамы здесь часто меняли любовников, а случалось, что какой-нибудь отцветшей красавице хотелось любви молодой женщины или девушки ее же круга.

Несмотря на большую свободу, которую мужья предоставляли своим женам, бывало, что муж, застав в спальне своей жены любовника, закалывал его. Женщинам же, любовницам жен, все сходило с рук. Такая любовь, в общем-то довольно частая, почти всегда сохранялась в тайне. А если и обнаруживалась, то ее считали какой-то игрой, которую можно простить.

О молодых девушках, ставших жертвами высокопоставленных старух, говорили только тогда, когда они кончали жизнь самоубийством или сходили с ума.

Госпожа Монтенуово, собственно, еще не была старухой, когда воспылала страстью к Евдокии. И хотя ей перевалило за пятьдесят, выглядела она лет на десять моложе. В ней, казалось, был неиссякаемый запас молодости. Слыла она известной красавицей.

Самое интересное, что до знакомства с г-жой Божич она не знала о такого рода любви и не помышляла о ней. Она была довольна своим респектабельным мужем, который давно уже не требовал от нее доказательств супружеской верности, и меняла любовников скорее ради развлечения, чем из желания найти в жизни счастье или какой-то смысл. Г-жа Божич пробудила в ней чувство ярости, какое испытывают при внезапной встрече две королевы. Увидев Евдокию в первый раз, она, обратясь к приятельницам, не назвала ее красивой женщиной, а назвала сукой. И долго смотрела на нее горящими глазами.

Госпожа Монтенуово в своих роскошных нарядах в ту пору была необычайно грациозна — среднего роста, стройная, в изящных голубых шелковых туфельках, с красивым бюстом, она походила на мраморную или фарфоровую статуэтку того времени. У нее были крупные темно-зеленые глаза. Удивительно обаятельная улыбка. И красивое бледное лицо, обрамленное пышными волосами цвета подсыхающего золотистого сена.

Носила она костюм придворной садовницы.

И только ее красный рот с выпяченной нижней губой, пухлой и крепкой, как у испанки, не радовал глаз.

Ее отец был один из тех баварцев, в ком текла испанская кровь, — предки его воевали в немецких землях. Мать была полька из знатного рода.

Госпожа Божич первый раз была ей представлена, когда приходила к генералу Монтенуово с просьбой заступиться за мужа. Эта женщина, которая была не из высшего света и не отличалась особой элегантностью и умом, но была необычайно красива, возбудила у г-жи Монтенуово сочувствие. Она стала с ней разговаривать, утешать, а сама все смотрела на ее грудь, лицо и глаза. Потом г-жа Монтенуово рассказывала знакомым, что глаза у этой славянки большие, черные, сумасшедшие. Огромные! Как ночь черные! Будь она мужчина, она задушила бы эту женщину в постели объятьями и поцелуями, сломала бы ей ребра от наслаждения. И смеясь, просила своих приятельниц обратить внимание на брови этой славянки. Таких бровей в Вене не встретишь. Они придают взгляду ее неподвижных черных глаз страшную силу.

А какая высокая грудь у супруги майора Божича. А какая фигура!

Она напоминает ей служившего под командой мужа молодого офицера-итальянца, который мог перескочить через лошадь и которого она как-то видела у Вероны, когда он на спор переплывал реку и, голый, прыгал в мутную и быструю Адиджу. Жаль только, что г-жа Божич не венка и не из их круга.

Однако г-жа Божич вскоре была приглашена к г-же Монтенуово. А спустя несколько дней Божич болтал по всей Вене, что его жена — единственная сербка, удостоившаяся такой чести!

— Ни одна наша деревенщина не поднялась так высоко!

Божичу и не снилось, что́ готовится его жене.

А Евдокия молчала как могила.

Уже в следующую их встречу, когда г-жа Монтенуово навещала в «Ангеле» больных детей сербских офицеров и раздавала им подарки, она пригласила Евдокию к себе и оставила ее ночевать.

Госпожа Божич была потрясена и чуть не лопалась от гордости.

Она была пленена не только роскошью спальни г-жи Монтенуово, но еще больше тем, что хозяйка сама пришла в комнату, в которую она поместила гостью и которая находилась дверь в дверь с ее спальней. Г-жа Монтенуово в изумительной прозрачной ночной рубашке вошла к ней, смеясь и жалуясь на бессонницу. И предложила почитать книгу с чудесными, щекочущими воображение рассказами. Если г-жа Божич разрешит, она бы прилегла с ней рядышком.

Читали они знаменитые новеллы, собранные несколько сот лет тому назад одной из французских королев.

Чего только в них не было!

Когда к ней в спальню вошла эта высокопоставленная дама, Евдокия побледнела как смерть, а когда та улеглась рядом, совсем онемела и смешалась. Подруги г-жи Монтенуово, видевшие ее раздетой, рассказывали, что у нее на удивление молодое тело, очень белое и соблазнительное. А ее любовники, после того как она порывала с ними, утверждали, будто она необычайно опытна в любви, но требует от мужчины очень многого. Такие разговоры ходили в ту пору в аристократических, близких ко двору домах.

В то время как австрийский двор вел войну с Пруссией, готовился к разделу Польши и делал все возможное, чтобы посадить на саксонский престол французского принца, венские дамы, едва спускалась ночь, предавались любовным утехам и разговорам за освещенными окнами домов, в садах и павильонах.