Жан-Кристоф Руфин - Большое Сердце [litres]

Я сумел оценить утонченность Анжуйского дома, превосходившего в то время другие дома: Карл Анжуйский во главе Совета, Рене – в будущем тесть короля Англии, королева Мария, которая при своем весьма неверном муже не переставала плодить наследников, – куда ни сунься, всюду были выходцы из Анжу. Я был мало знаком с главой этого дома, королем Рене, ничтожным политиком, утратившим все, чем он владел в Италии, и бывшим королем Иерусалимским только на бумаге. Однако надо отдать ему должное: жить он умел. До той поры я истово служил на благо роскоши, однако парадокс заключался в том, что проку от этого для меня не было никакого. С детства я мечтал о дворце, но, как и в детстве с отцом, попадал туда как лицо стороннее, никогда надолго не задерживаясь. И только встретив Агнессу, резко переменив свою жизнь, я вдруг почувствовал волнение: я понял, что и впрямь могу поселиться в богатых покоях, занять при дворе свое место и жить в череде сменяющих друг друга празднеств.

Эта перемена, при несходных причинах, очень походила на то, что довелось познать королю. Прежде он, как и вся его семья, вел суровый образ жизни. Его появления на людях сводились к четырем приемам: на Пасху, Пятидесятницу, День Всех Святых и Рождество. Король раздавал подарки придворным и присутствовал на торжественной мессе. Затем следовало застолье, в конце которого слуги разбрасывали монеты под крики: «Щедрость, щедрость!» Просто, быстро и, в сущности, не очень-то весело. Когда королю открылся доступ к наслаждениям, некоторые обычаи, распространенные при других дворах, были введены и у нас.

Главным распорядителем этих новых увеселений, бесспорно, был король Рене. Он вкладывал в них столько сил, что это вызывало восхищение. В то время обстоятельства особо благоприятствовали ему, и, когда мы присоединились к нему в Нанси, он устроил нам поистине апофеоз всевозможных развлечений. Благодаря разъездам, разветвленности родства и собственному любопытству король Рене был в курсе всего, что делалось в Европе по части празднеств. И в этом он желал первенствовать. Он содержал труппы артистов, привлекал различных посредников. Именно он ввел во Франции обычай «па» [26] В XV в. особую популярность приобрел вид турнира под названием «па д’арм». Такие турниры организовывались по мотивам какой-либо истории, а собственно схватка составляла лишь часть общей композиции. Турниры па д’арм всегда сопровождались какими-либо театрализованными представлениями на конкретный сюжет. , который издавна был распространен в Бургундии. Эти «па» представляли собой рыцарские турниры, замысловатые правила которых были составлены в Германии или во Фландрии. На этих праздниках старинные воинские и придворные рыцарские аксессуары соседствовали с современными роскошными придумками: оружием, украшенным чеканкой, роскошными костюмами и грандиозными представлениями, предшествовавшими турнирам.

Король, похоже, от души развлекался на этих праздниках. После капитуляции Меца он направился в Шалон, где король Рене устроил в его честь «па», длившееся целую неделю. Карла бурно приветствовали, когда он скрестил копья с Брезе, который, конечно же, поддался ему. Королю хотелось блеснуть перед Агнессой, и он открыто приветствовал ее. По такому случаю на ней были серебряные доспехи, украшенные драгоценными камнями. Этот исключительный наряд, как, впрочем, почти все наряды, доспехи и украшения, был доставлен из Казначейства. На протяжении нескольких предшествующих недель я получал заказы на все, что при дворе считали блистательным, и постарался дать даже тем, у кого денег не было, возможность предстать на этом празднике сообразно их положению в обществе. Агнесса пришла ко мне лично. Она не могла не заметить моего волнения. Впрочем, она явилась не одна, и разговор свелся к практическим вопросам, которые касались ее заказов к турниру. Эта встреча оставила меня в недоумении и погрузила в легкую меланхолию. Я впервые увиделся с ней приватно, причем спустя столько времени после нашего знакомства. Даже учитывая ту сдержанность, к которой ее обязывало присутствие посторонних, я не уловил ни малейшего проявления тех чувств, которые, как мне казалось, она испытывала поначалу. Ни знака, пусть совсем незаметного, ни взгляда, ни словечка, которое можно было бы истолковать двояко, чтобы возбудить мои чувства. И я задался вопросом, не предаюсь ли я в очередной раз грезам, которые живут только во мне одном.

Ее поведение на турнире – а я внимательно смотрел на Агнессу, и не было нужды это скрывать, поскольку все глаза были устремлены на нее, – показывало, что она, как никогда прежде, влюблена в короля и, как никогда прежде, королем любима.

Быть на празднике с тяжелым сердцем – лучший способ вынести хладнокровное суждение. В моем распоряжении было восемь дней среди всеобщего веселья, чтобы составить мнение относительно короля Рене и того культа роскоши и наслаждений, который он ввел при французском дворе. По случаю празднества я был одет богато: король то и дело призывал меня к себе, требуя куда-нибудь его сопровождать или улаживать денежные вопросы. Я с приличествующей ситуации улыбкой давал понять, что тоже захвачен всеобщим весельем. На самом деле настроение у меня было мрачное.

Эти турниры казались мне нелепыми и неуместными. С их помощью пытались воскресить канувшие в Лету времена. И если мы были в шаге от того, чтобы одержать верх над англичанами, то лишь потому, что создали современную армию, которую Жан Бюро снабдил артиллерией, а я финансировал. Чествовать надо было эту новую армию, а не рыцарство, разрушившее королевство.

Если бы еще это воскрешение былых нравов носило скромный и непритязательный характер! Когда я приобретал замки-крепости, я стремился уловить отголосок ушедших времен, рождавших во мне тихую ностальгию. На турнирах же, напротив, рыцарство пыталось предстать живым, однако я прекрасно понимал, что оно приказало долго жить. Мне была знакома оборотная сторона медали, поскольку имелись точные сведения о проданных землях, уступленных за бесценок замках и долгах. Я знал, какой нищетой приходилось расплачиваться за этот разгул богатства. Рыцарство было живым когда-то давно, когда оно опиралось на владение землей и на людей, подчинявшихся сюзерену. Ныне правили деньги, а сеньоров больше не было.

Гвоздем представления в Шалоне стало изысканное явление зерцала рыцарства, знаменитого Жака де Лалена [27] Жак де Лален (1421–1453) – один из самых доблестных рыцарей при дворе Филиппа Третьего, герцога Бургундского. , который по всей Франции почитался за образец доблести. Этот герой казался пришедшим прямо из легенд о короле Артуре. Он был подчеркнуто благочестив, выходил на поединок в ореоле славы. Он превратил свое целомудрие в добродетель и совершенно невероятное орудие соблазнения. Мне любопытно было увидеть это чудо, намеревавшееся строжайшим образом воспроизводить рыцарские ристалища.