Юзеф Крашевский - Фаворитки короля Августа II

— Вы слишком скромны, графиня, — сказал он.

— О, нет, ваше величество, — с живостью возразила Анна, — быть истинно скромной очень трудно, а я только не приписываю излишнего значения красоте.

— Но красота лица не свидетельствует ли о красоте души? — сказал Август.

Анна потупила глаза и промолчала. Король продолжал:

— После такого долгого и строгого уединения, в котором держал вас жестокосердый Гойм, скрывая от нас свое сокровище, двор, наверное, кажется вам очень странным?

— Не могу этого сказать, государь. Придворная жизнь для меня не совсем незнакома; я всю мою молодость провела тоже при дворе, правда, не при таком блестящем и многочисленном, как ваш, но все же при дворе, который, хотя и в миниатюре, мог дать мне понятие о том, что такое придворная жизнь. Если я не ошибаюсь, то в этом случае все дворы между собой схожи и напоминают одно и то же…

— Что же именно они вам напоминают? — спросил король.

— Театр, в котором разыгрывают комедию, — отвечала графиня.

— Вот как! Но в таком случае, какую же роль я играю в этом театре?

Анна взглянула с улыбкой на Августа и отвечала:

— Ваше величество здесь директор труппы, и вас как директора тут, вероятно, немножко обманывают.

Август улыбнулся.

— Неужели вы думаете, что здесь все только одно притворство?

— Сомневаюсь, государь, чтобы могло быть что-нибудь другое, — со вздохом ответила Анна, — короли так несчастливы, что они никогда не слышат правды.

— Может быть, — возразил Август. — Оттого-то они часто и ищут такие уста и такое сердце, которые могли бы дать им хоть каплю этого благодетельного нектара.

— Да, ищут, но находят все-таки таких, которые искуснее других умеют их обманывать.

— Ну, — любезно заметил король, — теперь я вижу, что вы очень не любите двор, большой свет и его рассеянную, беспокойную жизнь, и, признаюсь вам, это меня огорчает. Я надеялся, что вы нас не покинете и лучезарным блеском своих глаз осветите хотя бы немного наши скучные дни.

— Государь, — с живостью возразила Анна, — поверьте, что я тут непременно звучала бы, как фальшивая нота: я не сумею спеться со здешним хором.

Чтобы переменить разговор, король начал делать веселые замечания о присутствующих, и Анна увидела, что Август довольно хорошо знал характеры, наклонности и даже тайны своих приближенных.

— Видите ли, — сказал в заключение король, — моя придворная сцена совсем для меня не тайна, и мне доставляет немало удовольствия, что мои актеры думают, будто они меня обманывают, будто они мной руководят и могут отвести мне глаза.

— Так боги смотрят на землю, — ответила Анна Гойм.

Король остался доволен последним сравнением, и когда Анна выговорила эти слова, взор Августа выражал уже страстное восхищение. Затем король еще поговорил с ней и отошел. Тогда наблюдавшие его издали стали к нему подвигаться. Первый подошел Фюрстенберг.

— Теперь, государь, я могу спросить — самая красивая не есть ли в то же время и самая…

— Умная? Да, — отвечал король, — ты отгадал; надо сказать Гойму, чтобы он и не думал увозить жену из Дрездена. Она очень и очень мила, правда, она еще немножко дика, ну, да это со временем пройдет.

Гойм смотрел на всю эту историю беспокойными глазами. Он старался отгадать мысли Анны, к которой этим временем уже быстро подбежали графини Рейс, Фицтум и панна Юльхен и обступили ее кругом.

Король взглянул на это и только пожал плечами.

— Уже началось поклонение восходящему солнцу, — заметил он чуть слышным голосом Фюрстенбергу, — но боюсь, однако, что эти интриганки на этот раз напрасно трудятся.

Любимец посмотрел на короля недоумевающим взглядом.

— Да, и ты, и он и все вы ошибаетесь, — спокойно продолжал Август. — Графиня Гойм прелестна, об этом ни слова, это классическая статуя, сошедшая с пьедестала, но она слишком смела, энергична и властолюбива. Иметь с ней маленькую интрижку на несколько веселых дней я бы не прочь, но ничего более серьезного не хочу. Красота ее очень привлекательна, но я никак не могу сказать того же самого о характере.

— По-вашему, она для этого не годится, государь?

— Положительно не годится.

И король, оставив Фюрстенберга, пошел далее.

Пока все это происходило, никто, разумеется, не обращал ни малейшего внимания на высокого, сильного молодого человека, который молча стоял в дверях, а между тем его глаза с беспокойством глядели на Анну и следили за каждым ее движением, и каждый раз, когда к ней подходил король, они светились каким-то зловещим светом. Несколько раз графиня оглядывала всю залу, но, однако, до сих пор и она ни разу не заметила этого несчастного, прятавшегося в толпе. Только когда от нее отошел король, и она, вздохнув, обвела еще раз взглядом придворную публику, Заклик бросился ей в глаза и она его сейчас же узнала.

Она смутилась.

Не могло быть никакого сомненья, что это молчаливый обожатель из Лаубегаста. Но как он пробрался за нею и сюда, на королевский бал? Почему лицо этого бедняка ее так заинтересовало, она сама не могла понять; но она чувствовала, что между ней и этим незнакомцем была какая-то внутренняя, таинственная связь, что они должны где-то встретиться.

Она была занята этими мыслями, когда сердитый и желчный Гойм предложил ей руку, чтобы ехать домой. Они прошли через те двери, у которых стоял Заклик, и Анна заметила, что, когда она проходила мимо него, этот молодой человек быстро нагнулся, поцеловал край ее платья и исчез.

Перед ними стояла графиня Рейс и приглашала их к себе ужинать. Просьба была так любезна и убедительна, что министр не мог отказаться.

Фюрстенберг стоял за ними. Они поехали все с бала прямо к графине, где обыкновенно собирались в самый интимный кружок знатнейшие придворные и проводили за столом в оживленной беседе час-другой после бала. Тут царила знаменитая Эгерия Юльхен — девица уже зрелых лет, с которой, впрочем, сам король очень любил разговаривать; здесь бывали все, кто искал власти или хотел удержать ее за собой. Король смеялся над этим тесным кружком, но тем не менее это был кружок с влиянием.

Графиня Рейс, рожденная Фризен, принадлежала к числу самых важных и влиятельных особ при дворе Августа II. В ее доме происходили совещания, касающиеся низложения одних и возвышения других государевых фаворитов; тут затевались и разрешались самые запутанные интриги и тут же были предсказаны все милости, которые должны были встретить молодую графиню Гойм. Здесь даже с точностью заранее была определена минута, когда непостоянный король должен был направить свои чувства по новому пути.

Гойм очень хорошо знал, что графиня Рейс ухаживает за ним недаром: это был маневр, к которому она прибегала каждый раз, когда предчувствовала возвышение новой фаворитки; она тотчас искала ее расположения и брала ее на свою сторону. Понятно, что это не могло быть особенно приятно для сердца Гойма, но графиня Рейс была с большими связями; пренебрегать ею было нельзя, и Гойм сделал вид, что он ничего не понимает.