Элли Мидвуд - Девушка из Берлина. Жена штандартенфюрера

Как только мы вышли из машины, я немедленно заняла место рядом с адъютантом группенфюрера Гейдриха и приготовила блокнот с ручкой, на случай если ему что-то потребуется записать. Гейдрих тем временем представлял членов инспекции коменданту лагеря, Рудольфу Хессу. Последний не скрывал удивления при виде женщины в составе инспекции и вопросительно взглянул на Гейдриха, когда речь дошла до меня.

— Это моя стенографистка, Аннализа Фридманн, — объяснил Гейдрих с видимой неохотой. — Её брат один из ваших надзирателей, и она меня в покое не оставляла, пока я не позволил ей поехать с нами. В любом другом случае я бы подобного, естественно, не разрешил, но она — самая быстрая во всём отделе и едва ли когда-нибудь делает ошибки.

Я изобразила смущённую улыбку.

— Я что-то не припомню никаких Фридманнов у меня в подчинении. Если только он из пополнения… — Комендант слегка пожал плечами.

— Моя девичья фамилия — Мейсснер, герр комендант. Моего брата зовут Норберт Мейсснер.

— Ах, Мейсснер! Да, да, теперь я знаю, о ком речь. Хороший солдат, я недавно назначил его начальником смены. Никаких неприятностей с ним, ни одного замечания в личном деле. — Хесс вежливо мне улыбнулся и повернулся к Гейдриху, абсолютно игнорируя меня на протяжении всей последующей инспекции. — Герр группенфюрер, с чего желаете начать?

Хоть я и пообещала Генриху смотреть только в блокнот и никуда больше, происходящее вокруг просто невозможно было не видеть. Прогуливаясь по обширной территории лагеря как король, обозревающий своих рабов, которые должны были немедленно прекратить свою деятельность и замереть по стойке смирно с полосатыми шапками, зажатыми в руках при виде его и Гейдриха, комендант с гордостью рассказывал, как ему удалось утроить производительность на разработках и строительстве благодаря растущему числу заключённых лагеря, включающего теперь десять тысяч человек вместо первых семисот, доставленных в Аушвиц в июне сорокового. Единственной проблемой оказалась перенаселенность бараков, но рейхсфюрер Гиммлер и из этого нашёл выход и приказал начать строительство Аушвиц II, которое уже шло полным ходом.

— Я проинструктировал и надсмотрщиков, и капо всячески мотивировать заключённых, чтобы строительство было завершено в рекордно короткие сроки. — Комендант ухмыльнулся. — Желаете узнать как?

— Удивите меня. — Гейдрих остановился и скрестил руки на груди, также ухмыляясь.

— Сейчас свыше восьмисот человек спят в бараках, рассчитанных всего на пятьсот пятьдесят. Когда вы спите с чьей-то ногой у вашего лица и ещё десятью людьми рядом, это очень мотивирует!

Хесс и Гейдрих вместе с несколькими офицерами, стоящими рядом, разразились хохотом. Мне же было просто противно их даже слушать.

— Но я также работаю над разрешением их маленькой жилищной проблемы другими способами, согласно вашей, рейхсмаршалла Геринга и рейхсфюрера Гиммлера директиве. Пройдёмте в одиннадцатый блок, с вашего разрешения.

— Непременно. Рейхсфюрер с нетерпением ждёт мой доклад в понедельник. Постарайтесь сделать так, чтобы он остался им доволен.

— О, это я могу вам гарантировать, герр группенфюрер! Сюда, прошу вас.

Пока мы шли вдоль бараков, складов и административных зданий, я не могла не бросать косые взгляды по сторонам. Заключённые, попадавшиеся нам на глаза, выглядели как подобия людей и только, с серыми измождёнными лицами и невидящими и уже давно обречёнными глазами. Некоторые из них всё ещё носили на себе свидетельства того жестокого обращения, о котором так часто говорил Норберт, их разбитые губы, синяки и поломанные носы только добавляли ужаса всей картине. Женщины, и те не выглядели лучше мужчин, замотанные в какие-то тряпки и старательно отводящие испуганные глаза от людей в форме. Только когда мы проходили мимо их бараков, я заметила, что обуты они были не в обычную обувь, а в какие-то грубо сбитые деревянные калоши, явно не подходящие по размеру и едва ли хоть как-то удобные, с намотанными под ними обносками вместо носков. Как они могли не то что работать, но передвигаться в этих калошах более двенадцати часов? А я-то всегда говорила, что мои пуанты были орудием пытки. Я снова опустила голову и решила смотреть под ноги и только под ноги.

— Запишите это, оба, — группенфюрер Гейдрих обратился ко мне и своему адъютанту. Погружённая в свои мысли я и не заметила, как мы остановились у какого-то кирпичного бункера, стоявшего в отдалении от остальных бараков. — Мне нужны точные цифры для моего доклада.

Я застыла с ручкой над блокнотом, ожидая, чтобы он начал говорить. Комендант заговорил первым:

— Во-первых, мы пока ещё только экспериментируем, но я могу заявить, что в течение всего нескольких месяцев мы значительно продвинулись в исполнении вашей директивы финального решения.

Да о какой они такой директиве всё толкуют? Что бы это ни было, эта директива явно не была доступна общественности, потому как я ничего подобного ни по радио не слышала, ни в газетах не видела.

— И?

— И… Хорошие новости заключаются в том, что в ходе последнего эксперимента нам удалось одновременно ликвидировать девятьсот человек, за один раз.

— Девятьсот? Как вам это удалось? Явно не газвагонным методом.

— Нет, конечно же. Рейхсфюрер дал более чем чёткие распоряжения по данному вопросу. Если мы хотим ликвидировать всё еврейское население Европы в течение нескольких лет, газвагоны попросту не справятся с числами. Ну сколько человек можно задушить газом в газвагоне? Сорок-пятьдесят от силы. Используя мой новый, только что разработанный метод, мы сможем избавиться от тысячи, а может и двух тысяч за раз, и всё это в течение… получаса, я бы сказал. Прошу вас, следуйте за мной.

Один из эсэсовцев коменданта открыл дверь, ведущую в бункер, и мы все спустились в сырой подвал с едва ощутимым запахом какого-то химиката в воздухе. Я осмотрелась и почувствовала нехорошие мурашки на коже. Генрих был прав. Не стоило мне сюда приезжать. Я вдруг очень захотела оказаться дома и не слушать, о чем дальше будут говорить комендант и Гейдрих.

— Что это за запах? — спросил группенфюрер, морща нос.

— А это — моя гордость и личное изобретение, герр группенфюрер. Это газ, который мы использовали в ходе эксперимента и который доказал свою эффективность в разы лучше выхлопной трубы, ранее используемой в газвагонах. Мой помощник опробовал его на советских военнопленных, и он сработал просто прекрасно.

— Постойте, а воздух, которым мы сейчас дышим, он не… — Гейдрих не закончил предложение и нахмурился, глядя на коменданта.

— Нет, нет, воздух сейчас совершенно безвреден, герр группенфюрер, — поспешил заверить его тот. — Это всего лишь остаточные пары. Блок проветривался в течение вот уже нескольких дней и абсолютно безопасен.