Владимир Щербак - Журба [Повесть о хорошем человеке]

Снова рыл колодцы, понемножку отъедался и присматривался к землякам, с раздражением отмечая, что они не шибко-то торопятся стать на путь к новой жизни. Нынешняя жизнь мало чем отличалась от довоенной, дореволюционной: была такой же размеренной и во всем, что не касалось труда, сонной, волнуемой только различными слухами. Все переменилось, когда началась интервенция. В приморцах проснулся дух Минина и Пожарского, возникло народное ополчение, получившее гордое название — Красная гвардия. Один из ее отрядов возглавил Борисов. Когда она потерпела поражение, не все разошлись по домам. Андрей Дмитриевич организовал партизанский отряд, в него записалось всего 15 константиновских мужиков. Через полтора года в нем будет уже триста человек…

Какими они были, партизаны гражданской войны на Дальнем Востоке? Одежда — домотканина, рубахи-косоворотки, кургузые пиджачки, шинели всех воевавших в первую мировую армий, сапоги, часто подвязанные веревочкой, трофейные ботинки с обмотками, а у иных и лапти с онучами. Еда — картошка, хлеб, сало, которые отрывали от своих семей крестьяне-доброхоты, а также таежные дикоросы и дичь, иногда и заграничная жрачка, захваченная у союзничков, а бывало и такое (во время многодневных переходов по тайге, когда кончались патроны и сухари), что варили и ели виноградные листья. Быт — известно, какой в лесу быт: землянки, если база постоянная, шалаши и навесы, если временная, а то и просто костерок под открытым небом, стирка и мытье в холодном горном ручье, а банька в деревне, где стали на постой, — это уже праздник! Оружие — от времен Крымской войны до самого современного, отечественного и иностранного, пулеметы, трехлинейки, берданы, игольчатки, штуцеры, немецкие и австрийские винтовки, японские арисаки обоих выпусков, американские винчестеры, карабины, маузеры, наганы, обрезы, бомбы и гранаты, либо трофейные, либо самоделки — обрезки металлических труб, начиненные динамитом и обрезками железа; патронные гильзы не оставлялись на месте боя, а собирались для новой зарядки…

Как-то раз борисовцы захватили у японцев пулемет «гочкис», но без «хвоста», то есть затыльной части. Ванька Шкет, сын кузнеца, вызвался его починить. Трудился усердно: разбирал, собирал, прилаживал винтики-шпунтики-пружинки… Вроде бы все вставало на свои места, лишних деталей не оставалось, но пулемет не стрелял. Ванька с его хохляцким упорством продолжал колдовать над «гочкисом». А со всех сторон сыпались ехидные замечания:

— Ничего не поделаешь — без ног плясать не пойдешь!

— Коли нет хвоста — так на него и не сядешь!

— Это тебе не блоху подковать!

— Да брось его в реку. Пусть не нашим, ни вашим!

Ванька злился, но молчал. Только изредка ворчал себе под нос: «Сделаешь тут, когда того нема, этого нема!»

Партизаны обедать сели, Шкета зовут, а он — ноль внимания. В конце концов, ему удалось заменить подающую пружинку палочкой, как-то по-особому выструганной. Нажал на спусковой крючок — щелкнуло. Ага, есть! Но теперь Ванька в отместку за шуточки друзей решил тоже пошутить. Он втихаря заправил в пулемет ленту, направил дуло в сопки да как выдал очередь! Партизаны, побросав ложки и миски, выскочили из-за стола, завопили: — Стреляют! Налет! В ружье!

Потом, разобравшись и успокоившись, принялись качать Шкета.

Приспособление его, конечно, держалось на честном слове, и для серьезного боя пулемет все равно не годился, но когда отряд пришел в одну из деревень, там Ванька с помощью местного кузнеца сделал надежный упор для пружины, и «гочкис» стал работать как часы.

Выдумку, смекалку применяли — когда не было фугасов — и во время диверсий на железных дорогах. Как чеховские «злоумышленники», откручивали гайки, снимали с пути рельсы, увозили их в сторону от полотна, прятали в лесу или топили в реке, а шпалы сжигали. Потом Степан Сологуб предложил еще один оригинальный способ выводить дорогу из строя. Где-нибудь на участке железнодорожного полотна с высокой насыпью развинчивали соединение рельсов, и концы освобожденного пути при помощи ломов сдвигали под откос; сдвинутое с полотна первое звено принимало наклонное положение, при котором его можно было поставить на ребро и перевернуть вниз рельсами, и тогда следующее звено перекручивалось. Первое звено вновь ставили на ребро и переворачивали, при этом с насыпи продолжали сдвигать следующие звенья. В результате получалась как бы спираль из рельсов и шпал, выправить которую было сложно. Впрочем, к такому способу прибегали редко, так как он был трудоемким и требовал много времени…

Такими были и так воевали дальневосточные партизаны.

— …Не скажи, — повторил Борисов, разглядывая в бинокль зеленый флажок на воздушном змее. — Все правильно! Молодец Щедрый!

— Кто щедрый? — ничего не понимал стоящий рядом партизан.

— Да так, паренек один, мой старый приятель…

— Тот, что змея запускает?

— Да.

— A-а… Чем бы дитя ни тешилось…

— Да не тешится он, пойми, а сигнал нам, лесовикам, подает! Зеленый флажок — значит, надо в Спасск связного посылать, есть важные сведения, а если красный — на явку ходить не моги, что-то случилось… Вот так! Это хлопцы сами придумали, молодцы!

Ранним, но уже развидневшимся утром дед Сергей вышел на крыльцо в одном исподнем и валяных опорках на босу ногу. Помочился прямо с ганка в сугроб, хотя знал, что бабка будет ругаться: она не любила, когда снег у ее хаты был в желтых отметинах. «Хиба ж ты цуцик який, не можешь сходить в уборную?» — «Та я ж по-малому!» — «Тим паче!» — спор давний и бесполезный.

На мгновение дед залюбовался снегом, обильно выпавшим вчера, в Татьянин день, и тщательно выбелившим все, что лежало и стояло под небом. Подумал, зевая: «Снег на Татьяну — будет лето дождливое!». Зябко передернул плечами и уже повернулся к двери, торопясь в тепло хаты, но вдруг услышал в конце улицы какой-то шум. Сначала он был неясным, но по мере приближения становился различимым, общий гул распался на отдельные звуки: скрип снега, конское фырканье, звяканье оружия и упряжи, кашель, разговоры… Потом показались первые всадники. В Спасское вступал большой отряд.

Дед всматривался в верховых, пытаясь понять, что за люди. Что не интервенты — это как пить дать. Но и не беляки — одеты кто во что горазд. Може, це… як их… партизаны? Так те в открытую не ходят — чаще ночью, малыми группами… А тут бачь — целое войско…

У переднего всадника, очевидно, командира, похожего маленьким ростом и длиннющей бородой на гнома, дед Сергей деликатно спросил: