Владимир Щербак - Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак [Историко-приключенческие повести]

Долго ли, коротко ли шел так убийца, но с какого-то времени стал ощущать непонятное беспокойство, безотчетную тревогу. Ему стало казаться, что из окружающей чащи на него смотрят с той же холодно-злобной расчетливостью, с какой он совсем недавно выцеливал спину несчастного корневщика.

С кем вздумал он тягаться, презренный убийца! Боги похитили у него разум, и он возомнил себя хозяином тайги. А настоящий, Амба, давно уже обнаружив за собой слежку, сделал круг и теперь крался сзади, выбирая момент. Преследующий превратился в преследуемого.

На пути стеной встал бурелом. Убийца хотел его обойти, но что-то заставило его обернуться. Он глянул через плечо — и мгновенно ладони стали мокрыми, пальцы на ногах подобрались, а на голове, повязанные косынкой, ощутимо зашевелились волосы.

Тигр стоял боком, стоял неподвижный, как изваяние, зловещий, как возмездие. Вытянутый напряженный хвост полосатым шлагбаумом преграждал путь назад. Увидев, что замечен, Амба прокатал в горле грозный рык.

Убийца вскинул ружье, и в тот же момент гигантская кошка прыгнула на него. Пуля и тигр разминулись в воздухе. Восемьсот фунтов [3] Более 300 кг. мышц, костей, клыков и когтей обрушилось на ничтожество, еще недавно смевшее называться человеком. Через несколько минут то, что осталось, и отдаленно не напоминало его.

Терзая, разрывая эту серо-красную груду, Амба отбросил передней лапой конверт из кедровой коры, а задние лапы, в ярости рывшие землю, втоптали его в грязь, навсегда скрыв корень жизни от людских глаз. Может, когда-нибудь он возродится в одной из посеянных ягод, и судьба его станет иной?

Кто знает…

Пятеро всадников. — Какие бывают тропы. — Кто есть кто. — Возвращение китоловов — Жемчужина Южного Приморья. — Трагедия на хуторе. — Месть за Аскольд?

«Кто скачет, кто мчится под хладною мглой? Ездок запоздалый, с ним сын молодой…» Эти классические строки, вспомнившиеся внезапно Яновскому, как нельзя больше приличествовали моменту. Рваный скачущий ритм стихов настолько совпадал с ритмом ночной погони, что казалось, конские копыта сами отстукивали: кто-ска-чет-кто-мчит-ся…

Скакали, мчались, ломились сквозь ночную тайгу пятеро верховых. Гюстав Эмар [4] Г. Эмар (1818–1883) — французский писатель, автор приключенческих романов. сравнил бы их с фантастическими черными всадниками, немыми и страшными, которые, согласно скандинавским преданиям, блуждают холодными и туманными ночами в вековых лесах Норвегии.

Дорог в тайге нет, есть тропы. Они напоминают человеческие судьбы. Бесконечными лентами тянутся они среди зарослей, кидаются из стороны в сторону, петляют, пересекаются, исчезают и вновь появляются. Один человек обходит бурелом и завалы, другой прет напрямки, раздирая одежду в клочья, а бока в кровь; у одного тропа обрывается внезапно, словно обрезали ее ножом, у другого, сделав небольшой крюк, возвращается назад: передумал, испугался, решил не рисковать; один в растерянности или отчаянии сотворил себе целый лабиринт и так и мечется в нем безвыходно; другой идет и идет, прямо и упрямо, и в конце концов выходит из тайги на дорогу, a via est vita [5] Дорога есть жизнь ( лат .). . Один выходит на тропу сеять смерть и пожинать фарт, другой — трудиться и в поте лица добывать свой хлеб; пройдет человек случайный, легковесный — не оставит после себя тропы, лишь примнет траву, и она тут же выпрямится, пройдет коренной, основательный — и не только пробьет надежную тропу, но и ласково ее обиходит: перебросит мосток через протоку, выложит камешками ключ, уберет коряжину с пути… Разные тропы, разные люди…

В пылу погони, ослепленные гневом и жаждой отмщенья, всадники не замечали, что лошади несут их в сплошных зарослях, по узкой тропе, пробитой охотниками или корневщиками и не годившейся для верховой езды. Ветви хлестали людей, хватали за одежду, норовили выдернуть из седел. Кони страдальчески екали селезенками, роняли на траву и кусты хлопья пены — им все труднее было одолевать круто вилявшую тропу. Вскоре она совсем исчезла.

Яновский, скакавший первым, остановился.

— Стойте, друзья! — И когда остальные всадники, осадив коней, сгрудились вокруг него, продолжил прерывистым от невосстановленного дыхания голосом: — От горя мы все потеряли голову. Несемся неведомо куда… Надо переждать.

— Что вы такое говорите, Мирослав! — воскликнул один из верховых. — Нельзя мешкать ни минуты! Может быть, он еще жив! А может, его как раз в эту минуту…

— Успокойтесь, капитан. Я понимаю вас… Но и вы поймите: хуже того, что случилось, уже не будет. Если бы они хотели его убить, то сделали бы это еще там, где и всех… Значит, у них другие планы. Банду мы не догоним, по крайней мере сейчас, ночью. Так что благоразумнее всего…

— В таком случае возвращайтесь! — не скрывая обиды, выкрикнул тот, кого назвали капитаном. — Дальше я поеду один!

— Но это же безумие! — возразил Мирослав Яновский. — Нет, я не пущу вас. Прошу, капитан: подумайте. Когда остынете, поймете, что я прав.

Они замолчали.

Теперь, когда погоня приостановилась, тайга, до того взбудораженная бешеным в нее вторжением, успокоилась и зажила своей обычной ночной жизнью: зазвенели цикады, заурчал где-то неподалеку родник, послышались сонные всхлипы листвы и крики совы Тоито: «Дун-гоl Дун-го!» Усталые кони запаленно поводили боками, подергивали кожей: на мокрые горячие крупы тучами начала садиться мошка. Гнус стал одолевать и людей, особенно набиваясь в волосы и глаза.

Ободренный молчанием капитана, Яновский вновь заговорил:

— У китайского философа Конфуция есть выражение: «Трудно поймать в темной комнате кошку. Особенно когда ее там нет». Вот и мы сейчас в том же положении: ночь, тайга, и где искать разбойников — бог ведает. Может, они сидят в каком-нибудь своем схроне, в заброшенной фанзе, а может, ушли уже за кордон, в Маньчжурию, благо до нее рукой подать…

Он мог бы привести еще один аргумент в свою пользу — их отряд малочислен и плохо вооружен, а бандитов, судя по следам, оставленным у дома капитана, было не менее десяти, — но решив, что и так убедил собеседника, повернулся к остальным всадникам:

— Спешивайся, — хлопцы! Запаливай костер, а то мокрец нас заживо сожрет.

Не без труда нашли пустоплесье — пятачок среди дебрей, — быстро собрали валежник. Несколько ударов кресалом о кремень — и родился огонек, из него выросло пламя и рассыпало свои искры среди звезд.

Коней стреноживать не стали — надо быть готовыми ко всему, — привязали их к дереву, рядом с костром. Да они и сами жались поближе к огню, настороженно прядая ушами и испуганно косясь в темноту, где бродили в злобной тоске тигр Амба, барс Чубарый, красный волк Хун. Люди, больше опасаясь двуногих хищников — хунхузов [6] Правильно: хунхуцзы — буквально «краснобородые», маньчжурские лесные бандиты. , положили возле себя оружие: две винтовки системы Крнка, две — Бердана, один безнадежно устаревший люттихский штуцер.