Недостреленный [СИ, с илл.]

Вспомнился старый советский фильм с фразой "Теперь не надо бояться человека с ружьем". Стало быть, такого вооруженного человека тогда все-таки боялись. Оно и понятно, когда слабеет власть, многие начинают считать властью только силу оружия. Так что это меня могут тут многие побаиваться, видя идущего в солдатской шинели неизвестного типа с винтовкой. А мне, выходит, надо опасаться уже двух человек с ружьем, так что ли? Такие логические выверты меня даже немного рассмешили. Посмеиваясь, я шел, посматривая на дома и заглядывая в переулки, и в этот момент я услышал другие звуки, отличающиеся от посвистывания ветра и скрипа снега под башмаками. Из ближайшего переулка донеслись женские возмущенные восклицания и мужской громкий голос.

Слов было не разобрать, но было понятно. что это не дружеская беседа романтической гуляющей парочки. Зато хоть какие-то люди! Я пошел на звуки, громкость которых всё увеличивалась, и на всякий случай взялся в кармане за рукоятку нагана, готовясь выхватить его, если будет такая необходимость. Пройдя переулок почти весь, невдалеке в темноте между двумя домами я увидел две высокие темные фигуры, загораживающие проход третьей, пониже.

Подходя к ним, я раздумывал, как к ним обращаться-то. "Господа, товарищи, граждане, судари"? Ну, "судари", наверное, не подойдет. Обращение времен моей молодости "Эй, народ!" не поймут. Пока я приближался, фигуры, увлеченные процессом общения, не обращали на меня внимания. До них оставалось несколько шагов, когда одна из высоких фигур протянула руку к сумке, которую маленькая фигура прижимала к груди. Вторая большая фигура тем временем достала из кармана нож, матово блеснувший лезвием. Мой возглас быстро сократился до простого громкого "Эй!". Тип с ножом сразу развернулся в мою сторону. Мужчина с острыми чертами лица в коротком пальто или бушлате и в непонятной фуражке, надвинутой до покрасневших от мороза ушей, окинул меня взглядом, увидев винтовку, неподвижно висящую у меня на плече, ухмыльнулся, и с возгласом: "А, служивый…" — шагнул ко мне. Я резко остановился и отрывисто бросил: "Стой на месте!" Тот продолжал двигаться, ухмыляясь и отводя руку с ножом. Сердце застучало, шаг назад, достаю руку с наганом из кармана, направляю в центр силуэта – выстрел. Тот падает, заваливаясь на спину. Мое внимание до этого было занято нападавшим, и теперь я бросил взгляд на другого непонятного типа. Мужчина в пальто не по размеру с меховым воротником и в меховой шапке доставал револьвер. Я наклонился влево, падая набок… Раздался выстрел – это успел выстрелить мутный тип в то место, где я только что стоял… Вытянув руку в сторону стрелявшего, я стал посылать пули одну за другой… На третьей или четвертой он согнулся пополам и повалился на снег…

Я отдышался, полулёжа на снегу, сердце колотилось, стало жарко. Мне удивительно повезло, я хоть и был осторожен, но не ожидал таких стремительных событий. Двое нападавших на снегу не двигались. А где же третий? Третья маленькая фигура обнаружилась сидевшей в ближайшем сугробе. Это оказалась девушка или молодая женщина, всё так же прижимавшая к себе сумочку и настороженно смотревшая на меня. Я стал подниматься, подхватывая слетевшую при падении с плеча винтовку и вешая обратно. Оглядевшись по сторонам, я не заметил больше никакого движения вокруг. Адреналин еще потряхивал, и движения у меня выходили резкими, револьвер в руке слегка вздрагивал. Как её там спросить, девушку? "У вас как там, всё ОК?" М-да, в этом времени вряд ли это будет уместно. А как? А, сначала лучше убрать револьвер, а то начинать разговор, резко размахивая наганом, будет не лучшей идеей. Сунув оружие в правый карман, я обратился к девушке, пытаясь подбирать слова из старого книжного лексикона: "Барышня, всё ли у вас в порядке? Позвольте вам помочь". Я шагнул к облюбованному ей сугробу и протянул девушке руку. Настороженность в её взгляде после моих слов несколько снизилась, хотя и не пропала совсем.

— Благодарю вас! Я вам очень признательна, вы меня спасли, — ответила она, принимая помощь и вставая. — Не знаю, как вас величать…

— Да, простите, не представился. Меня зовут Александр Владимирович, — ответил я, называя свое имя-отчество, все равно никаких документов нового тела я не обнаружил, и как его должны были звать в этом сне или не сне, я не имел понятия.

— Очень приятно, — ответила барышня, слегка улыбнувшись и немного отпуская прижатую к груди сумку, — а меня Елизавета Михайловна.

Меня позабавила наша светская беседа после происшедших динамичных событий. Мысленно улыбаясь, я посмотрел на девушку, руку которой я только что отпустил. Ростом пониже меня, она была одета в черное пальто, хорошо идущее ей и подчеркивающее фигуру, но, по всей видимости перешитое из какой-то гражданской шинели, только форменные гербовые пуговицы были заменены на обычные. На голове у Елизаветы Михайловны была женская меховая шапочка из темного меха. Девушка смотрела на меня большими глазами, казавшимися темными из-за расширенных зрачков, то ли по причине темноты, то ли пережитого волнения. У неё было приятное лицо с тонкими чертами, взгляд её казался сейчас строгим от слегка сдвинутых изящных бровей. Спохватившись, я оторвался от разглядывания этой молодой женщины и обратил внимание, что она тоже тем временем изучает меня, скользя взглядом по шинели, винтовке, папахе и бороде.

— Александр Владимирович, простите ради Бога меня за любопытство, — спросила она, чуть отведя глаза в сторону, — но вы офицер? Быть может, прапорщик?

— Не угадали, Елизавета Михайловна, — улыбнулся я. — Вы видите перед собой простого солдата, хотя у меня и имеется высшее образование.

Сам же в это время был готов хлопнуть себя по лбу. Образование мне, видимо, впрок не пошло. Вот же развлекся ночной прогулкой! Я даже легенду для себя не придумал. И кем мне себя сейчас называть? Как в своей жизни, программистом? Ага, на счетах с костяшками. Или на арифмометрах, они, вроде, уже на границе девятнадцатого и двадцатого века в России серийно производились, арифмометры Однера. Более поздний собрат подобных машинок это арифмометр "Феликс", я даже его в своей жизни видел. Но как на нём считать, я вообще не представляю. Да я даже не помню, как логарифмической линейкой пользоваться, хотя когда-то давно интересовался по приколу. В старинной, полуторавековой давности технике я тоже ни бум-бум. Так что инженером мне себя не назвать, спалюсь. "Киса, хочу спросить вас как художник художника… Вы рисовать умеете?" Вот-вот. Всё, что имеет пересечение в моих знаниях с местными реалиями, это физика и математика в рамках средней школы, ну, может, первых курсов университета. Серьезную математику я даже с таким вековым отставанием не потяну. Вот и кто я теперь после этого? Попробовать учителем себя назвать, все-таки уважаемая профессия. Преподавал, мол, физику и математику, а сейчас всё из головы выветрилось, надо учебники полистать, повторить, после фронта. А что на фронте было, тоже забыл? Ага, после контузии. Ретроградная амнезия, все забыл. Лишь бы не было бы встречи с родственниками или сослуживцами нынешнего тела, а то будет "Узнаю брата Колю!" как у тех же Ильфа и Петрова.