Георгий Северцев-Полилов - Сердобольная. Первый Спас [Историческая повесть и рассказ времен Иоанна Грозного. Совр. орф.]

Как он взглянул на меня, так весь затрясся и позеленел. А священник — добрая душа! — и говорит: «Дай ему попить водицы». Я взял кувшин и наклонился к нему. — Ирина прислала меня к тебе, — сказал я ему. — «А она еще цела? Так вот, что ты ей скажи: не сегодня, завтра и ее схватят, и чтобы она не мешкая уходила бы в монастырь. Буду ли я жив или нет, все равно, — пусть идет в монастырь… Ваню пусть она отдаст отцу Даниилу, а Настю может взять с собой. Только в монастыре она и будет цела… Из монастыря не возьмут». — Все скажу, — отвечал я, и после этого мы вышли.

— И все? — прошептала Ирина.

— Нет, не все. После этого я видел Федора и он мне сказал, что опричники непременно приедут сюда, потому что теперь уж известно, что у Петра была лавка с красным товаром и что лавка эта была продана и что значит деньги у Шибановых есть и их будут искать…

— Не найдут! — проговорила Ирина.

— Ну, найдут, либо нет, а мужнин приказ надо выполнить! Иди в монастырь, а за домом и двором мы с отцом Даниилом присмотрим.

Ирина тотчас же порешила исполнить желание мужа и, не теряя времени, пошла к священнику и обо всем с ним условилась.

На следующий день было воскресенье и она решилась в воскресенье и уйти.

Монастырь, в который хотела уйти Ирина, находился всего в двадцати верстах от Берегового, а так как отвезти ее туда хотел сам отец Даниил, то она и порешила отправиться часа в два-три.

Дети после ранней обедни пошли посидеть на бережок, а Ирина ходила по двору и запирала пустые амбары и клети. В эту ночь все добро, до последней ложки и чашки, было увезено к батюшке. Ирина и Ерема все это делали ночью, чтобы не видал дьячок, которого стал побаиваться и отец Даниил.

Вдруг в ворота вбежала Настя. По ее лицу видно было, что случилось нечто ужасное.

— Едут опричники! Мама, скорее спрячемся!

Сначала это известие Ирину ошеломило, но затем она перекрестилась и, взяв Настю за руку, побежала с нею под навес. Весь угол под навесом был занят сеном.

— Полезай, Настя, в самый угол, в сено, — проговорила она, и Настя, не дожидаясь вторичного приглашения, юркнула в сено, а вслед за нею влезла и мать. Кажется, они еще не успели хорошенько запрятаться, как ворота распахнулись и во двор въехала страшная ватага. Прежде всего все бросились в избу, ломали, что попадалось под руку, и с каждым шагом убеждались, что хозяева выехали. Выбежав на двор, они рассыпались по всем клетям и амбарам и всюду находили полнейшую пустоту.

Ирина крепко держала Настю и слышала, как злодеи подошли к сену.

— Давай разрывать! — крикнул один.

— Была бы охота… Вот, если бы не храм Божий, так поджечь бы можно, — отвечал другой.

— Как можно! А храм-то? Мы и так обойдемся.

Первый опричник обнажил кривую саблю и стал втыкать в сено. Другой последовал его примеру.

Ирина слышала, как около нее и Насти шуршало сено и как иногда острие почти касалось их лица и тела.

— Подайте, Христа ради, странничку! — проговорил дрожащий голос Еремы.

— А, Божий человек! — сказали злодеи, — ты здешний?

— Здешний, батюшки!

— Не знаешь ли, где хозяйка этого дома?

— Как не знать! Она в монастырь ушла.

— Когда?

— Сегодня!

Опричники отошли от сена и с проклятиями и ругательствами стали садиться на лошадей.

— А добро-то все куда же девалось? — спросили они.

— Видно, с собой взяла. Нешто в монастырь с голыми руками примут? — небрежно отвечал старичок.

Ерема вышел за ворота и проводил опричников, затем вернулся во двор и еще некоторое время постоял, потому что к отряду примыкали другие опричники, разгуливавшие где-то. Когда топот лошадей затих, он затворил ворота и калитку на запор и стал звать.

— Ирина, выходи!.. Уехали…

Ирина вылезла и помогла вылезти Насте.

— И ты мне будешь говорить, что надо любить таких злодеев? — в негодовании говорила Настя, — да я бы их на медленном огне сожгла!..

В это время с улицы послышался крик и не то плач, не то стон…

— Отворите! Отворите!

— Это Андрюша! — проговорила Настя и бросилась отворять калитку.

Андрюша, уже подросток, вбежал, как безумный.

— Матушка Ирина! Убили! Убили!

— Кого? Кто? — крикнули все присутствующие.

— Ваню на реке убили и бросили в воду.

Ирина, вместе с другими, бросилась к реке, где батюшка и дьячок вынули из воды тело убитого Вани.

Батюшка, стоя над покойником, с упреком смотрел на дьячка.

— Это все твое дело? — только сказал он ему.

— Да, да! — вскричал Ерема, — все это твое дело! Не люди тебе отплатят, а Бог тебя покарает… Сам Господь, Который видит все! Он на этом еще свете тебя накажет. Смотри хорошенько на этого мальчика, смотри!.. Отныне ты этого кроткого лица никогда не забудешь… Никогда!.. Никогда!..

Дьячок смотрел на лицо Вани и, побледнев, как мертвец, стал дрожать.

На другой день Ваню похоронили и теперь у Ирины осталась только одна Настя и ее надо было спрятать, сохранить во что бы то ни стало.

Батюшка стал запрягать лошадь и Настя уже уселась в телегу, как вдруг во двор вбежала баба из соседнего села.

— Не у вас ли сердобольная Ирина! — спросила она.

— А что тебе?

— Умирает человек! Так за ней послал наш священник. Человек-то тоже с крестом на шее, да вот никто к нему нейдет. А так дать умереть, без молитвы, нельзя.

— Ты толком расскажи, в чем дело, — сказал отец Даниил.

— Вчера, — начала баба, — к нам приехали опричники и прямо в кабак; напились и стали хвастать, кто лучше на лошади сидит… Вот они катались, катались, а один из них, как задернет лошадь, она встала на дыбы, опрокинулась да и придавила его… Другие-то «ах! ах»! Потрогали, да все и уехали… Батюшка наш пришел и велел внести в избу… Никто не пускает!.. Потом уж пустую избу отворили, внесли… батюшка причастил… а он и до сих пор жив… Никто к нему нейдет; ну вот, батюшка и послал за тобой, сердобольная Ирина, и просит тебя войти к нему. Все же человек, не собака!

— Отец Даниил, — сказала она наконец, — вези Настю в монастырь, устрой там все, что нужно, а я приду туда пешком, когда буду свободна.

— Матушка! Матушка! — с плачем проговорила Настя, — не надо, не делай этого!

— Нет, Настя, — возразил отец Даниил, — пусть она исполняет до конца долг свой. Если Господь умеет карать, то ведь Он умеет и награждать.

Ирина, простившись со своими добрыми соседями, быстро пошла с бабою в село.

В избе, с одним маленьким окошечком, на лавке лежал больной и тяжело дышал. Изба была старая, закопченая и у единственного образа теплилась лампадка. Придя со свету, Ирина с трудом разглядела лицо больного и тотчас же поняла, что человека этого спасти нельзя, а что ему можно разве только помочь.

Она взяла на руку масла и тихо, осторожно стала растирать грудь больному. Это, очевидно, облегчало его.