Виктор Душнев - Ангелы плачут над Русью

«Хлеб пора убирать», — подумал князь.

«Пора...» — откликнулся кто-то, как эхо.

Даниил оглянулся и ахнул: перед ним, вся в белом, развевающемся на ветру одеяньи, она... его Аксинья...

— Аксиньюшка... Откуда ты?.. — прошептал князь. — Как давно мы не виделись...

— Давно... — снова, как эхо. — Ах, Данилушка, как же я по тебе тоскую... Мучают меня тута, и заступиться за меня, сиротинушку, некому... Но вот отпустили нонче к тебе на минуточку, сжалилися... Как же постарел ты, Данилушка, жизнь у тебя, наверно, несладкая...

— Да какая без тебя жизнь, Аксиньюшка! — горько вздохнул Даниил. — А как увидел тебя — вновь радостно стало, душой отогрелся. Дай же я обниму тебя, родная, дай расцелую!..

— Нельзя, Данилушка! — отпрянула Аксинья. — Нельзя, не велено!

— Да кем же не велено?! — чуть не заплакал князь. — Ты ж жена моя венчанная!

— Не велено тем, кто меня отпустил... А теперь всё, пора возвращаться. Прощай, соколик мой ясный, прощай...

И — как растворилась в голубом небе Аксиньюшка. Но — глядь: небо-то уже не голубое, а серое, в чёрных лохматых тучах. И летит по нему чудище огромное, косматое да клыкастое. И рычит чудище страшным рыком:

— Ты где, Даниил? Я не вижу тебя! Где ты спрятался?..

И хочет князь отозваться, ответить, да не может. И не от страха, но язык почему-то не шевелится, руки-ноги не движутся. И забился князь, задрожал, как в ознобе... И — проснулся. В холодном поту, будто ледяной водой окатили из кадки. Сел на постели, утёрся рушником, оделся потеплее и вышел из терема.

На дворе темень, но первые петухи уже перекличку затеяли. Месяц бледный, суровый равнодушно глядит на землю.

И ещё пуще взяла князя Даниила тоска по Аксинье. Слёзы ручьём хлынули из глаз, и он тихо, жалобно не то запричитал, не то запел:

Ещё сильнее заплакал князь. Зарыдал, всем телом затрясся. И вдруг!..

— Что с тобой, княже? — услышал он и оглянулся.

Силай.

— Что случилось, княже? — повторил верный товарищ.

— Ох, тяжко мне, Силаюшка, больно и тоскливо на сердце... Когда же зима пройдёт, да на татар бы двинуться, хоть в сраженьях душу от печали и грусти муторной отвести!

— Так зима только начинается, княже.

— Не перетерплю я её. Я крови вражьей хочу!.. Поехали, Силаюшка, в степь прогуляемся.

Силай озадаченно кивнул:

— Ну поехали... А когда?

— Да вот по чарке мёду сладкого для сугреву выпьем и отправимся.

— Вдвоём?

— А кто нам ещё нужен?

— Может, Руса возьмём?

— Ладно, возьмём. А у кого же тут мёд имеется? — почесал затылок Даниил.

— Княже, мёд в дорогу пить опасно, — покачал головой Силай. — Давай-ка лучше заморского вина найдём.

— А где найдём-то?

— Слыхал я, Прокоп Селянинович с собой это зелье таскает, — сообщил Силай. — Говорят, так к нему привык, что ни на какое другое и не смотрит.

— А где он ночует?

— Да вон в той землянке, с Аристархом вместе и татаркой.

— Татарка — его внучка, — пояснил Даниил.

— На басурманке женат?! — изумился Силай.

— Нет, дочка замужем в степи за татарином.

— Ну, ладно, не наше дело, — махнул рукой Силай. — А как вино-то достать?

— Сходи и разбуди его.

— Да неудобно.

— Это что ж? Мне идти, что ли?

— Ладно, княже, схожу...

Силай тихо вошёл в землянку Прокопа Селяниновича. Немного погодя, тоже тихо и разговаривая шёпотом, вышли оба.

— Ты уж прости, Прокоп Селянинович, — виновато вздохнул князь. — Что-то не спится нам. Сидим вот, замерзаем, ну и решили согреться. Хотели мёду выпить, да в дорогу собрались — нельзя, от мёду голова потом болеть будет. А у тебя вроде вино хорошее имеется. Ты б угостил нас.

— Да как же не угостить князя, — заулыбался Прокоп Селянинович. — Милости прошу!

— Лучше ко мне пойдём, — предложил Даниил. — Там ни мы, ни нам никто мешать не будет.

Прокоп Селянинович принёс из землянки кувшин вина, и они пошли в княжескую избу. Выпили, посидели, поговорили, вино в голову ударило. Прокоп Селянинович спросил:

— А куда ж вы ехать-то собрались?

— В степь, за татарами погоняться.

Купец помрачнел:

— На лагерь беду накличете.

— А ведь и правда, — кивнул Силай. — А, княже?

Даниил утупился мутным взором в стол, помолчал, потом глянул на соратников:

— А мы особливо далеко и не пойдём. Мы вдоль Воронежа на батюшку-Дон пойдём.

— А какие ж там татары-то?!

— А никакие. На липецкое пепелище заглянем, погрустим, поплачем, а потом к устью Воронежа двинем и вдоль Дона в степь. Там и погуляем...

Прокоп Селянинович хотел было попросить их разыскать юрт, где дочка его живёт, да передумал. «Ведь понамесят там, а в таком деле осторожность нужна».

Допили вино, и купец пошёл досыпать. Уже рассвело. Силай вывел коней, а князь приказал Пыряю приготовить всё необходимое в дорогу.

К Даниилу подошёл Тяпка:

— Не в Елец ли собрались, княже?

— Нет.

— А куда ж? Секрет?

— Секрета нету. Развеяться хочу, по степи поскакать.

— Но там же татары!

— А что они нам?

— Побьют.

— А может, мы их побьём?

— Вдвоём-то? Возьми с собой дружину.

— Не надо, — покачал головой князь. — Я возьму, если разрешишь, Руса.

— Бери. Эй! Рус! — позвал брата Тяпка.

— Что, атаман?

— Хочешь с князем Даниилом по степи прокатиться?

— А то!

— Возьмите и меня! — подбежал Конь. — Я никогда в степях не был, всю жизнь в лесу жил.

— Там опасно.

— Не опасней, чем в лесу.

— А вот и опасней! — заявил Тяпка. — Можно в полон к татарам попасть, можно от их сабель и стрел совсем сгинуть.

— Помирать всё равно когда-нибудь придётся, — рассудил Конь. — А мне любопытно, какие они вояки. Слыхал, что непобедимые, но хочется самому мечом их потрогать.

— Мы сабли возьмём, — улыбнулся Силай.

— А я и саблей смогу.

— Ну собирайся.

— И я с вами! — подскочил Вепрь.

— Хватит четверых! — рассердился князь.

— Пятый не помешает! — завопил Вепрь. — Конь, скажи, что я полезным буду!

— Княже, Вепрь хороший воин, — подтвердил Конь.

— Ну ладно, но больше никого.

Собирались братья недолго, и скоро все пятеро сели на коней.

— Погодите, — остановил их Тяпка. — Нате, возьмите. — Два дружинника держали в руках какие-то свёртки из овчины.