Виктор Душнев - Ангелы плачут над Русью

— Разожги костёр да найди кол дубовый подлинней для вертела.

Казаки, ухмыляясь, собрали большую кучу дров. Аристарх притащил дубовый кол.

— Заточи его, Аристарх, и ошкури, чтоб гладким был и до самой глотки как по маслу прошёл, — искоса глянул Даниил на Вагиза. — И тащите этого борова к костру, его первого поджарим...

— Я баскака! — завизжал Вагиз.

Не обращая внимания на вопли татарина, князь шепнул Аристарху:

— Развяжи невзначай ему путы и скажи казакам, которые поведут, чтоб дали сукину сыну вырваться и убежать. Вроде как попытайтесь догнать, но не догоняйте. Пускай поблудит в мокрых штанах по лесу, авось в Елец дорогу найдёт.

— Понятно, княже.

— Тсс, — приставил палец к губам Даниил. — Не князь, а атаман. Для татар тут князей нету.

— Ясно, атаман... А ну иди сюда, рожа! — повернулся Аристарх к Вагизу и двинул ему кулаком в скулу. Татарин упал. — Давыд, Веселии!

Два казака подбежали к Аристарху, и он пошептал им что-то на ухо. Казаки схватили Вагиза под локти, подняли и потащили к костру, а Аристарх полоснул сзади острым ножом по верёвкам, стягивающим его запястья.

— Я баскака! Не нада!.. — продолжал орать Вагиз и вдруг осёкся, почувствовав, что относительно свободен. А перед самым костром он неожиданно с силой оттолкнул казаков и опрометью кинулся в лес. Аристарх с притворной тревогой заголосил:

— Ату! Ату! Держите его, держите!..

В кусты для вида бросились несколько казаков, однако далеко не побежали. Вагиз же скрылся в лесу.

После этого стали развязывать остальных пленников, но Мирона Кезинер с Русом поволокли к костру. Мирон завизжал от страха. Мгновенье — и он кулём полетел в костёр. И казаки, и князь разинули от удивления рты, а несчастный был уже весь объят пламенем, вопя от боли и ужаса и судорожно извиваясь в огне.

Скоро он затих, а остальные пленники как по команде кинулись врассыпную. Их никто не ловил. Когда смертный костёр догорел, князь сердито спросил у Руса:

— Зачем ты это сделал?

— Так то ж Мирон, предатель!

— Откуда знаешь?

— Знаю! И он знает, что ты князь, и татар вёл именно тем следом, каким мы в степь ходили. Кстати, он в том походе тоже участвовал, но Лымарь его не выдал.

Даниил вздохнул:

— И всё равно поспешили, надо было его допросить. Под пыткой пёс мог выдать ещё какого-нибудь двурушника.

— Или честного казака оклеветать! Хотя... Хотя есть, есть в лагере ещё лазутчики! Может, вот щас мы разговариваем, а эта мразь наблюдает, а завтра поскачет в Елец с очередным доносом!..

— Ладно, пойдёшь завтра в дозор, — перебил его князь.

— Завтра не пойду.

— А кто пойдёт?

— Кезинер, Пыряй, Епифан, и думаю Аристарха послать. Он малый цепкий, пускай лучше делом занимается, а не целыми днями по лагерю с Вазихой в обнимку гуляет. Пусть они завтра без меня идут, а я поищу лазутчиков в лагере.

— Без тебя справятся?

— Кезинер почище меня следопыт. Мимо него мышь не пробежит незамеченной, комар не пролетит неувиденным.

— Ладно, — согласился князь. — А как думаешь, Вагиз ещё сунется?

— Навряд, — покачал головой Рус и рассмеялся: — Может, и впрямь будет думать, что мы людоеды и сожрали Мирона! Небось пяток не чует, летит в Елец без оглядки. Да и остальные несутся наперегонки, деревья сшибают!

Даниил тоже улыбнулся, но невесело:

— Да, дров они по пути наломают. Казаки, на конь! Уходим!..

Легко сидит в седле Кезинер. Кажется, что он просто слит с конём. Да это и понятно, одно слово — степняк. Его товарищи по дозору Пыряй, Епифан и Аристарх, конечно, не столь искусны в верховой езде, однако от старшого не отстают и так же зорко наблюдают за дорогами, ведущими из Ельца и в Елец.

— Слушай, а почему ты от своих ушёл? — спросил вдруг на одной из остановок у Кезинера Епифан.

— Моя род мала оставил донской степ, — насупился Кезинер. — Кыпчак кругом. Монгол мала, обратно за Урал ушла. Тут кыпчака оставила — вредная народ. Кыпчак-карачу стал господин. Вера меняй, басурман принимай. Магометана тьфу! Монгол притесняй. А монгол — Сульдэ, Будда, Христос...

— Ты христианин?

— Да. Ранше несториана, много монгол — несториана, тепер православная крестил... Ладна, хватит болтала, за дорога смотрел нада. Поехал в уст Сосна, там поглядет будем, тут нет никакая враг...

Дозорные подстегнули коней и от острой луки Дона направились к устью Сосны. Миновали пепелище Ахматовой слободы, Тешев лес и оказались на левом берегу Дона напротив места впадения Сосны. Осмотрели всё вокруг — никого.

— Тихо, — вздохнул Епифан. — Пора бы и потрапезовать.

— Молч! — шикнул на него Кезинер и, сняв шапку, прислушался.

— Да вроде ничего не слыхать, — пожал плечами Аристарх.

— Молч! — опять цыкнул Кезинер. — Конь скачет дорога Пронска. В наша сторона. Пырай, быстра Дон перехватай, а мы тута ловим...

Кезинер снял с седла аркан, Пыряй ускакал назад к берегу Дона, а Аристарх с Епифаном спрятались в кустах по обе стороны дороги. Сам Кезинер остался на дороге, и скоро на ней показался одинокий всадник. Он всё время оглядывался, видимо опасаясь погони, и совершенно не мог предположить, что опасность впереди, а когда увидел её, было уже поздно. В воздухе просвистел аркан, и всадник кувырком покатился по снегу. Он не успел даже вскрикнуть, как на него навалился Епифан. Подбежал Кезинер, и пленника скрутили по рукам и ногам, в рот засунули тряпку. Аристарх же поймал за узду перепуганного коня.

— Хорош добыч! — довольно усмехнулся Кезинер.

Пленник сначала мычал, брыкался, но скоро угомонился.

— Знаешь его? — спросил Аристарха Епифан.

— Лицо вроде знакомое, но... Нет, не припоминаю. Может, пронский бирич?

— Пырай все казмака знал. Можа, эта врага, — заявил Кезинер.

Скоро на шум прискакал Пыряй и, бросив взгляд на полонённого, сразу же сказал:

— Савелий, казак.

— Наша?

Пыряй пожал плечами:

— Да теперь уж не знаю, наш али татарский. Но в лагере у нас казаковал, это точно.

— А вдруг его кн... атаман Даниил куда послал? — почесал затылок Епифан.

— Атамана сказала всех по дорога забирала и к нему! — отрезал Кезинер. — Епифана, лажи его на кон и поехала лагер. Тама с нима атамана говорила будет, а мы свой дела сделала...

Епифан перевалил Савелия через седло его же собственного коня, привязал покрепче и потрусил в лагерь.

А Кезинер с Аристархом и Пыряем остались нести дозорную службу дальше.

— Принимай добычу! — крикнул Епифан, въезжая в лагерь.

— Где это ты его подцепил? — подошёл Тяпка.

— На дороге, вот где.

— Давай туда, — указал Тяпка на избу князя. — Кто таков? Наш?

— Пыряй говорит, наш, Савелием зовут.

— А ну-ка я сам отведу его, — стащил за ворот пленника с коня Тяпка, разрезал путы на ногах и вытянул кляп. — А ты поищи Руса. Топай, скотина! — треснул он по спине Савелия.