Виктор Душнев - Ангелы плачут над Русью

Вера выскользнула из объятий Демьяна — и ахнула: недобрым взглядом на неё смотрела... Люба. Смотрела, смотрела — и, внезапно вспыхнув, резко повернулась и пошла прочь.

— Господи, да ты что! — всхлипнула Вера.

— А что?! — удивился Демьян.

— Люба нас видела!

— Ну видела и видела. Что с того?

— Как что? Ты ж ещё недавно с ней ходил!

— Подумаешь — ходил! — усмехнулся Демьян. — Я ей не муж. Вчера ходил, а нонче не хожу.

— Так ты с ней просто так?..

— Да, просто.

— И со мной — «просто»?

— Да не, ты — дело другое... А ну, пойдём-ка в лес, погуляем...

Возвращались из леса оба чернее ночи.

Вера плакала, и горькие слёзы ручьём струились из её глаз.

— Что ж ты наделал, кобель забеглый?! Как мне теперь на людей смотреть? Как замуж выходить и что я матушке с батюшкой скажу?..

— А я тя насильно не тащил! — отрезал Демьян. — Чай, не маленькая, соображаешь, что к чему!

— Да я ж подумала, что ты любишь меня! — глянула на него Вера покрасневшими от рыданий глазами.

— Вот ещё! — вдруг зло скрипнул зубами Демьян. — Учти: я никого не любил и уже не полюблю, кроме моей Маши!

— Так ты женат?! — вскрикнула Вера и наотмашь ударила парня по щеке, а потом как безумная, спотыкаясь и утопая в снегу, побежала прочь.

— Эй, да постой! — крикнул ей вслед Демьян. Он хотел объяснить, что был женат, да жена померла, и он вполне может снова жениться, а она, Вера, очень даже ему подходит, но... Но Вера уже скрылась за деревьями, и он не стал догонять её. Постоял-постоял, махнул рукой, отвязал привязанного неподалёку к кусту коня, прыгнул в седло и поскакал в Дубок. Однако по пути передумал и свернул к устью Красивой Мечи: решил проведать друзей из шайки атамана Кунама.

А растрёпанную и зарёванную Веру встретила у околицы Люба. Вера кинулась ей на грудь и задрожала, затряслась всем телом.

— Господи, да что случилось, подруга?! — перепугалась Люба, а Вера жалобно, с подвываньем заголосила.

— Милая, ну успокойся, — гладя по голове, стала утешать её Люба. — Это он, да? Он надругался над тобой?

— Всё! Всё! Погибла я!.. — захлёбывалась слезами Вера.

Люба всплеснула руками:

— И ничего не погибла! Пантелеймон же любит тебя до смерти!

— Да пропади они все пропадом!.. — рыдала Вера. — Все они черти окаянные, злыдни проклятые, кобели ненасытные! Как мне домой показаться?! Батя вожжами запорет! Голубушка, милая, куда теперь деваться?..

— Так! — решительно заявила Люба. — Пошли ко мне.

— Да ты что?!

— В баню пошли. Там и выспишься, и посвежеешь.

— А батя с матушкой искать будут?

— Не будут, до вечера ещё далеко. Я сеструху Аннушку отправлю предупредить ваших, что ты у меня. А ночью домой вернёшься, ляжешь — родители ничего и не заметят...

В бане Вера легла на полку и сразу уснула. Люба притащила из избы подушку, одеяло, укрыла подругу потеплее, прилегла рядом и тоже задремала.

Настал вечер. Прискакали на гулянье Пантелеймон с Кириллом, пришла Надежда, а Веры с Любой нет.

— Да где ж они? — удивился Кирилл.

— Не знаю, — растерянно пожала плечами Надежда. — Я у Веры была, матушка сказала, что она у Любаши, а Любашины родители толкуют, что обе гулять пошли. Днём-то их возле леса видели... Может, беда какая стряслась?

— Ох, да какая там беда! — побледнел Пантелеймон. — Не хочет Вера меня видеть, вот и прячется, а Любка ей помогает!

— Нет, ну погоди... — неуверенно протянула Надежда. — А вдруг и впрямь что случилось?..

— Хватит тебе, Надька, чепуху молоть! — Пантелеймон прыгнул в седло. — С меня довольно! Всем привет. Прощай, Надюха! Прощай и первая моя любовь! Больше я сюда ни ногой!

Пантелеймон вытянул плёткой коня — и был таков...

Признаки приближающейся весны уже давали о себе знать. Солнце всё выше поднималось над горизонтом и грело всё сильнее. Пора было отправляться в Орду, и в один из таких ясных, светлых дней князь Александр Липецкий с малой дружиной прибыл в лагерь тысячника Харалдая.

Харалдай был в приподнятом настроении, да и Александр не унывал. Как в старые времена, ещё при жизни брата, он вроде бы беззаботно улыбался, хотя при этом заметил:

— Ох, не к добру наше веселье.

— Почему? — удивился Харалдай. — Веселие — знак удачи.

— А говоришь, о русских всё знаешь, — пожал плечами князь. — Ведь народная примета утверждает, что если человек весел, то скоро ему плакать придётся.

— Не будем мы плакать, князь, не приучены, — посерьёзнел тысячник. — И цели своей всё равно достигнем.

— В Сарай до распутицы бы добраться, — посерьёзнел и князь.

— Хорошо бы. Весна ранняя, реки вскроются, а в степи весну встречать скверно. Надо ехать, — кивнул Харалдай.

Перед уходом от Воргола князь и тысячник проехали вдоль стен детинца. Харалдай, погрозив саблей, громко крикнул:

— Мы ещё вернёмся, безбожный Олег!..

Осада была снята, и жители Воргола вздохнули с облегчением. Князь Олег по этому случаю собрал воевод и бояр.

— Враг ушёл, но... враг и остался, — многозначительно поднял он палец. А бояре заметили, что князь впервые назвал врагами татар. — Вы, конечно, видели, что и Александр был вместе с Харалдаем. Мне думается, Харалдай ушёл отсюда навсегда, поэтому, немного поднакопив сил, летом мы одним ударом сможем, наконец, уничтожить логово липецких ублюдков в Дубке. Мы покончим с нашими злейшими врагами раз и навсегда и убьём последнего из их князей — Даниила.

— Отец, а не рано ли ты хоронишь князей Липецких? — не по летам здраво рассудил княжич Ростислав. — Александр ещё в силе, да и с Даниилом не так-то легко будет совладать.

Кому другому Олег таких слов не простил бы, но сына он любил и потому довольно мягко сказал:

— Ты ещё молод и неопытен, Ростислав, а я мудр и знаю Великого хана. Он ни за что не выпустит разбойника Александра из Сарая и, уж будьте уверены, устроит ему самую ужасную казнь. А с Данилой справиться не составит труда. Он зелен в княжеских делах, и даже этот вор Кунам его не спасёт. Да и с самим Кунамом пора кончать. Хватит ему шастать по лесам и лугам нашего княжества!

— Но у нас и в Ворголе враги, — зло буркнул Рвач.

— Не встревай! — сверкнул очами Олег. — Тебе кто позволил перебивать господина? Место своё забыл?

— Нет-нет, — втянул голову в плечи Рвач. — Я просто хотел, княже, напомнить про предателей Хитрых. Да и с другими супостатами не мешало бы рассчитаться.

— Кого имеешь в виду?

— Родителей Пантелеймона и Кирилла.

— Но они ж тебе жизнь спасли! — удивился даже Олег. — Ох, ну ты и кровопийца, боярин!

— Я не кровопийца, Олег Ростиславич, — раболепно поклонился Рвач, — а верный страж твоей власти. И я так рассуждаю: если кто предал свово князя, то должен перед ним и перед Богом ответить. А коли сам не может, то пускай родственники за него отвечают. Надо родителей Пантюхи и Кирюхи привезть в Воргол на суд. А сынки пущай попробуют отцов выручить. И ежели они в Воргол приедут, то Савелия с Матвеем будет можно, пожалуй, и отпустить.