Виктор Душнев - Потомок Святогора

Действительно, Шумаху всё тяжелее становилось добывать руду. Единственный сын Паго, в крещении Василий, не пошёл по стопам отца, а был принят в дружину князя и сейчас биричем послан в Орду, там службу княжескую исполняет. Ещё подрастает внук Демьян, однако и на того надежды нет, не стремится в кузню к деду, а всё скачет на коне, тоже готовится в дружину вступать.

— Старость гложет, — вздохнул Шумах, — а помощников нету. Ты счастливый, Афанасий. Твой старший уже приглядывается к делу... — Снова тяжело вздохнул. — А отдай-ка свою Марию, она уже в соку, за Демьяна. Может, хоть правнук мой станет кузнецом? Посторонних учить неохота, да и некого. Вот принял Митьку Шорохова. Вроде бы и умный, и умелый, но ленив. И сегодня нету его, наверно, ещё спит. Вишь, без молотобойца работаю.

Старик поник головой, свесив седую бороду на грудь, в глазах печаль.

— Ну так сватай внука, а там посмотрим. Может, и объединимся.

Шумах поднял голову. Надежда сверкнула в глазах.

— Хорошо, ждите. Как бы заготовки не перегреть! — спохватился он и побежал в кузню. Выхватил одну из горна и начал стучать по ней молотком, бормоча какой-то приговор. Потом сунул заготовку в приготовленную в чане вонючую смесь. От резкого запаха в кузне стало тяжко дышать.

— Да что же это у тебя так воняет? — в который уже раз пытаясь выведать секрет смеси кавказского кузнеца, спросил Дымарь.

— Что воняет, потом булатом крепким станет, — покосился Шумах на гостя.

— Хоть бы показал, что кидаешь в воду для закаливания металла! — с обидой проговорил Афанасий.

— Внуку нашему общему покажу, — с ехидцей ухмыльнулся Шумах.

— Пора мне домой, милый, пора! — отталкивая беспокойного Демьяна, шептала Мария. — А то батя приглядится и совсем в клеть запрет!

— А я тебя выкраду! — тяжко дыша от возбуждения, пообещал Демьян. — Рано ишо домой, любимая, — притягивая к себе девушку, пытался поцеловать её он.

— Дёмушка, милый, не надо! Ведь срамота это, перед Богом грешно и перед людьми стыдно!.. — Мария вырвалась из крепких объятий парня и побежала домой.

Демьян крикнул вдогонку:

— Завтра вечером приходи к прежнему месту!

Мария оглянулась, раскрасневшаяся и ещё более привлекательная. Молодая грудь её высоко вздымалась от глубокого дыхания. Демьян опять было кинулся к девушке, но та воскликнула:

— Нет, Дёмушка, не приду! Если ты такой буйный, не приду! — и скрылась за деревьями.

В голове Демьяна шумело. Ночная свежесть не могла остудить его тело и душу: жар любви сильнее прохлады леса. Передёрнул плечами и прошептал:

— Всё равно моей будешь, любимая! — Вдохнул полной грудью и тоже побежал домой.

Дед и мать ещё не спали. Старик встретил внука подчёркнуто строго:

— Где тя леший носит до позднего времени? — И: — Женить пора! — заявил вдруг.

Демьян вздрогнул. Он не ожидал такого разговора, да ещё в отсутствие отца. И кого же, интересно, дед ему приглядел?.. Куча мыслей в голове смятенного Демьяна. Он прошёл в избу, нащупал на столе деревянную крынку, зачерпнул воды и с жадностью опрокинул её в рот. За спиной кряхтел дед. Мать укладывала спать младшего сына Маркияна.

— Нелюбимую брать не буду! — повернулся к старику Демьян, подозревая, что тот намерен сватать невесту у кого угодно, только не у Афанасия Дымаря. Опасения парня питались слухами о враждебных отношениях между кузнецами, и Демьян заранее ощетинился как ёж и ухватился за спасительную соломинку: — Да и Петров пост сейчас. А кто ж в пост сватается, разве что безбожники?!

— В Петров пост сватовство не грех, — подошла мать. — Плясать мы там не будем, рыбки поедим и о свадьбе сговоримся.

— Не надо мне никакой свадьбы! — продолжал горячиться Демьян.

— А тебя и спрашивать никто не собирается, — отрезал дед. — Завтра пойдём сватать за Марию!

«Какую Марию? — заметались у Демьяна мысли. — Только бы не Аникушкину!..»

— С Аникушкиной жить не буду, хоть она и богатая! — заявил. — И как же без отца? — схватился ещё за одну соломинку.

— Твой отец бродяга! — рявкнул Шумах. — Можа, он ещё двадцать лет в Орде просидит. Жди, пока сам состаришься! Говорят, ложись до утра! Всё!

Демьян стремительно рванул из избы на сеновал. Душа его кипела. Вскоре пришла мать:

— Успокойся, сынок.

— Да не успокоюся я, маманя! — чуть не заплакал Демьян. — Не хочу Машку Аникушкину, не люба она мне!

Мать погладила его по голове:

— Да не пойдём мы к Аникушкиным, угомонись. Знаем, что ударяешь за Дымаревой, её и присмотрел дед.

Демьян вытаращил глаза: откуда знают?

— Знаем, сынок, знаем. Благодари деда. Они с Дымарём хоть и не ладють, но на твоё счастье про вас сговорились.

Дёмка вмиг успокоился и со вздохом облегчения рухнул в сено. Косой месяц через боковые щели сеновала просунул серебристые щупальца и пощекотал лицо Демьяна. Парень улыбнулся и уснул богатырским сном.

— Опять кудай-то собрался! — кричала Милица на своего мужа Самсона. — Хоть что-нибудь дома бы сделал! То шастает по лесу, то пьёт без просыпу. Мне одной разорваться, что ли?!

Женщина зарыдала. Трое мал-мала меньше детишек окружили Милицу, жалобно озираясь то на мать, то на отца и не понимая, о чём это они так шумно спорят. Но ни громкие стенания жены, ни испуганные взгляды детей сроду не останавливали Самсона. Он знал лишь два дела — охоту и пьянство.

— Ведь говорили батюшке люди: «За кого дочь отдаёшь? За бродягу!» — продолжала вопить Милица. — Нет, не послушал доброго совета, выдал меня за этого ирода. Теперь вот мучаюсь одна с ребятишками. Ни дров заготовить, ни корма скотине накосить. На охоту всё, на охоту! И хоть бы охотник был добрый, а то так, баловство только! Уйдёт с таком и придёт с таком. А что принесёт, тут же пропьёт!..

От вчерашней попойки и Милицыного плача у Самсона кружилась голова. Последний кусок вепрятины пропил вчера людям онузского купца Рвача. Сейчас башка трещит от мёда рвачовского. И Самсон разозлился.

— Где Максим? — вспомнил вдруг про старшего сына.

— А что тебе Максим? — утёрла слёзы Милица. — Он ещё ребёнок, а работает и за себя, и за тебя, проклятого! Он семью содержит, без него давно бы по миру пошли!

Однако пьяница заметался по избе с криком:

— Он что, не может дров заготовить? Небось всё дрыхнет в саду на сене? Ну, щас я его разбужу!

— Не трожь! — вцепилась кошкой Милица в Самсона. Тот рванулся, но она не отпускала, и Самсон закружился, как собака в погоне на собственным хвостом, а одёжа затрещала по швам. Тогда Самсон схватил жену за косу и резко дёрнул, а потом с потягом врезал кулаком по темени. Женщина охнула, ударилась о стену и распласталась на полу, потеряв сознание. Дети с визгом «Маманя!» кинулись к ней.