Виктор Душнев - Потомок Святогора

И сел. Молчание было недолгим. Снова зазвенели весёлые бубенцы, заиграли душевные гусли. Снова поднялся гвалт. Люди опоражнивали кубки серебряные и кружки глиняные с мёдом и вином. Заедали уже тем, что попадалось под руку, без разбору. Опивались, объедались, пели, плясали и снова пили, пока не устало солнышко смотреть на всё это и не спряталось за вершинами деревьев, а затем и вовсе убежало за горизонт.

В дорогу Рвач собирался в глубокой тайне, время отъезда не сообщил даже самым близким родственникам. Только в последний момент был оповещён, и то глубокой ночью, зять Дорофей. Посланец Рвача разбудил его, и, не поняв ещё толком, в чём дело, Дорофей уже мчал на коне с десятком всадников мимо крепости Воронеж, правым берегом реки. Потом, под утро, отряд свильнул от берега и пошёл намётом в сторону Воргольского княжества. Дорофей пытался выведать у тестя цель поездки, но бесполезно. Рвач, как воды в рот набрав, молчал.

Смешанный дубовый и берёзовый лес постепенно редел, иногда появлялись большие поляны. Разноголосый гомон птиц скрашивал усталость путников. Пора бы и потрапезничать, но Рвач был неумолим.

— Приедем на место, там и откушаем, — повторял одно и то же.

«Если тестюшка так говорит, значит, путь будет недолог», — подумал Дорофей и отстал от своего не очень любимого родственничка.

Не успело солнце коснуться верхушки небосвода, как всадники достигли известного боярака [53] Боярак — буерак, овраг. , который, всё углубляясь, тянулся к левому берегу Дона. Однако, не доехав полпоприща до реки, Рвач резко свернул вправо, и, проскакав ещё некоторое время на север, путники оказались на крутом берегу Дона, в устье Репеца. Речка журчала, как бы разговаривая сама с собой, не таясь и не обращая никакого внимания на суетившихся вокруг людей.

— Так, привал! — тяжело слезая с коня, молвил Рвач. — Тута и обоснуемся.

— Донщина, — сказал Дорофей, подходя к тестю. — А что мы тут будем делать?

— Дюже любопытен ты, зятёк. Много будешь знать — скоро состаришься. Дочь моя, не натешившись, вдовой может остаться, — сурово глянул на Дорофея Рвач. — Хотя ладно, теперь таиться не стоит. Так слушай, зять: тута мы будем для нового баскака Ахмата слободу ставить.

— Сло-бо-дууу?! — удивился Дорофей. — Да это ж земля князя Святослава. — Несмотря на предупреждение отца проявлять осторожность в разговорах с Рвачом, молодой человек не сдержался: — Как же можно?

— Нам всё можно! — небрежно бросил Рвач. — Были земли липецкие — стали татарские.

— Так баскакам ещё хан Батый запретил ставить на Руси слободы!

— То был хан Батый, а сейчас хан Ногай.

— Как Ногай? — изумился Дорофей. — В Сарай-Беркае, по-моему, ханом сидит Туды-Мунгал.

— Не Туды-Мунгал, а Тудан-Менгу, — поправил Рвач.

— Какая разница...

— А такая! Ай, зятёк, какой же ты несообразительный, — махнул плёткой по траве Рвач. — Вас с отцом не поймёшь. То, по-вашему, в Сарае сидит не хан, а шут гороховый, и всем управляет темник Ногай, а то вам Тудан-Менгу подавай! Да перестань перечить! Совсем запутал, чёрт кудлатый! Чем тебе Ногай не хорош?

— Да мне всё равно, — сердито буркнул Дорофей. — Только зачем же татарскую слободу ставить в русском княжестве?

Рвач сверкнул крысиными глазками. Дорофея как обожгло, и он осёкся. Чтобы загладить оплошность и остаться в свите тестя, начал оправдываться:

— А вообще-то нам что татары, что князь — один хрен, обдиралы. Кому дань ни платить, всё одно.

Дорофей повернулся на каблуках. В душе его кипело негодование, в голове бушевала мысль: «Мой тесть — негодяй и предатель! По его разумению, кому ни служить, лишь бы калита [54] Калита — кожаная сумка для денег. полна была. Готов за деньги татарину зад лизать, иуда! Погоди же, ещё пожалеешь о своём предательстве. Выгоду ищешь, сволочь поганая!..»

Рвач заметил волнение зятя:

— Что, осуждаешь меня?

— Да что ты, батя! — очнулся Дорофей. — Я думаю, как лучше устроить слободу, — быстро нашёлся.

— Чтобы потом легче было разрушить её таким, как ты? — напрямую рубанул Рвач.

— Ты что, отец? — сделал изумлённый вид парень. — Я помогать приехал. Может, и мне что-нибудь перепадёт?

— Перепадёт, перепадёт, ежели ладно служить Ахмату будешь, — снова сверкнули в узких глазницах Рвача блестящие злые угольки.

— А мне кому ни служить, лишь бы навар был, — смело, даже нагло, заявил Дорофей, а про себя подумал: «Проверяет, сука! О Господи, прости мою душу грешную! На отца жены так говорить!..»

Пройдя немного вдоль берега Дона, Рвач повертел головой, остановился и окликнул подтягивающего подпругу коня сына:

— Антип, а Антип!

— Что, батя?

— Что-что! Чего стоишь на отшибе, как сбоку припёка? Обмозговать надо, что дальше делать.

— А я думал, вы с зятьком уже всё обмозговали, — опустил глаза Антип.— Думаю, чё ж мешать?

Рвач зыркнул зло:

— Не хочешь с отцом работать — проваливай!

— Да я ничего! — втянул голову в плечи Антип.

— Ну а раз ничего, то слухай. Нам две слободы надо построить. Тута, в Донщине, будем складывать дани Липеца и Воргола. И ещё одну слободу надо поставить ниже по Дону, может, в устье Воронежа. Туда будем переправлять дани опять же из Липеца, из Рыльска и, мабуть, ещё откель, смотря на какие города господин Ахмат получит ярлык от Ногая...

— Я знаю, где вторую слободу поставим! — неожиданно заявил Антип.

— И где? — поднял бровь Рвач.

— А за Кривым Бором. Или на Большой Верейке. Или где речка Смердячья Девица. Я там был, на Туровом Липяге...

— Хорошо кумекаешь, сын, — похлопал по плечу Антипа Рвач. — Смердячья Девица, говоришь? Знаю те места. А Кривой Бор слишком близко от Донщины.

— Так, значит, где? — уточнил Антип.

— На Смердячьей Девице. И ты поедешь искать место. А с собой... — Внимательно посмотрел на Дорофея, потом глянул в сторону спешившегося отряда. Мотнул головой: — Из тех возьмёшь двоих, кого хочешь. Завтра и отправляйся.

Ахмат был готов к отъезду в свой баскаческий край. Только вот что-то нет отряда, высланного на разведку с Рвачовым холопом Дормидонтом. Да и от самого купца пока никаких вестей. А без них как ехать? Хотя...

— В Курск в первую очередь наведаюсь, — буркнул сам себе Ахмат. — Потом в Рыльск, Воргол и Липец. Надо страху нагнать на урусутских князей, только страхом и заставишь повиноваться. Неправда, что урусуты не боятся смерти, все боятся, и они тоже. Вот этот Рвач — подлостью дышит, а подлый человек труслив. По Рвачу и сужу об урусутах. Однако куда же исчез отряд? Неужели липецкие разбойники перехватили? Да, поеду сначала в Курск. Там, говорят, князёк слабенький, тихо, как мышь, сидит. На Руси его даже и не знают...