Юрий Торубаров - Охота за Чашей Грааля [litres]

Взяв его в полукольцо, как ураган, неожиданный и мощный, налетел Тохтамыш на Мамая. Неожиданность сыграла свою роль. Еще нося моральную травму от разгрома на Куликовом поле, войска Мамая не могли выдержать внезапной атаки свежих сил. Битва оказалась жестокой, но короткой. Мамаевцы бросились спасаться бегством, а кто перешел на сторону Тохтамыша. Наконец для него, чингисовца, дорога в Орду оказалась свободной, но для полного счастья недоставало одного: пленение Мамая. Для его поимки Тохтамыш отрядил своих тургаудов.

Но не зря этот безызвестный мурза сделался ханом Орды. Он ускользнул от погони. Когда Тохтамыш узнал об этом, то стал думать: «Где он может найти себе убежище. К русским не побежит, это ясно. На запад, в Литву. Вряд ли. Те же ему не помогли. Скорее всего, ринется в Кафу к генуэзским купцам». И пришел к выводу, что его можно найти только у генуэзских купцов в Кафе, у которых начнет клянчить деньги, чтобы попытаться вернуть свое могущество. Тохтамыш понял, что этого недьзя было допустить. Он вызвал писаря и продиктовал ему для купцов следующее послание: «Если вы пригреете этого шакала, я, Тохтамыш, приду к вам со своим войском». Как только писец запечатал послание, гонец тотчас «полетел» в Крым.

Мамай с приходом в Крым, кочуя с оставшейся с ним горсткой людей по необъятным южным просторам, задерживался. Он тогда подумал, что Тохтамыш пошлет за ним отряд, чтобы схватить его там. И стал выжидать. Но степь молчала. Одинокий всадник внимания не привлек: пастух, спешащий к себе за продуктами.

Выждав достаточное время и не заметив никакой опасности, только тогда Мамай двинулся в Крым. Купцы приняли его с достоинством. Это сразу зародило в нем глубокую надежду. Через несколько дней они назначили ему встречу, чтобы обсудить его предложения.

В этот день купцы были особенно внимательны. За Мамаем прислали карету, а его людям дали вина и мяса. Он сел в непривычный для него тарантас с большой надеждой и даже уверенностью. Рассуждал так: «Они не могут не занять ему еще раз денег. Если они этого не сделают, им никто не вернет то, что они давали». Убедив себя в том, что он получит запрашиваемую сумму, Мамай уже начал думать, как ею распорядиться: «Первое, что я сделаю, подкуплю мурз, пообещав им удвоенную цену. За такие деньги они продадут и мать. Затем прикажу им убить Тохтамыша. Жаль, надо было его разорвать лошадьми. Вернувшись в Орду, соберу войско и уж так отомщу Мос…»

– Приехали, – доложил кучер.

Как ему не хотелось вылезать, прерывая свои рассуждения.

Купцы пообещали собрать нужную сумму. После этого они пригласили его с ними отобедать. Стол был шикарный. Были на нем даже кумыс и арза. Он покидал их довольный. Выйдя, Мамай не обнаружил кареты. «Неужели идти пешком?» Он вернулся, чтобы напомнить, что они забыли о карете. Но двери были уже закрыты. На стук никто не ответил. Он потоптался на месте и решил идти пешком. А в этот момент какие-то люди, одетые в черное, дорезали последних его телохранителей.

Был вечер. С моря несло приятную прохладу. Идти было легко. Правда, только пыль, порой как песок, уходила из-под ног. В душе было легко и приятно. «Ничего, через несколько дней я забираю ден… что-то сильно зарезал живот. Так внезапно, словно в него вонзили нож». Боль поднялась выше и стала перехватывать дыхание. Он дыхнул раз, другой. В голове закружилось, он еще сделал шаг и упал на дорогу лицом прямо в пыль.

Все, кто проезжал, видя лежащего на дороге человека, не останавливались и следовали дальше, рассудив, что пьяница не рассчитал своих сил. Прошел мимо него и нищий старик с пацаном. Этого мальчишку он когда-то нашел в степи, умирающего от голода и безводия. Кем он был брошен или оставлен, бог его знает. Старик, христианин, спас его. А он, понимая, что ему некуда идти, так и остался со стариком. Старик работать не мог, мальчик был еще весьма юн, так что жили они только на подаяние. Ночевали, где угодно, лишь бы не было злых собак. А утром, возвращаясь в город, они увидели, что человек как лежал, так продолжал лежать, никому не нужный. Старик подошел к нему и пощупал его. Он был холодный.

– Ступай, привези нашу тележку и заступ, – обратился старик к мальчику, – надо его похоронить. Человек все жить.

Они с трудом погрузили его и отвезли подальше от города. Устав от жары копать, дед сказал:

– Хватит.

Они перетащили его в могилу. Дед перекрестил его и засыпал землей.

Глядя на мальчика, дед сказал:

– Пошли, помянем. Все ж был человек!

Тохтамыш торжествовал. Отрубив головы двум мурзам, он почувствовал себя в Орде полновластным хозяином. Но ему этого было мало. И он решил направить во все княжества послов, чтобы они возвестили их о его воцарении.

В Москву Тохтамыш отправил царевича Ахкозя, который, доехав до Нижнего Новгорода, не посмел ехать дальше. Великий страх владел им. И Тохтамыш понял, что, если он не преодолеет этот страх в своих людях, ему не быть правителем. Но он отлично понимал и другое, что действовать, как раньше действовали ханы: собрались и двинулись на Русь, он не может. Для такой открытой борьбы у него нет сил. Да вряд ли она появится в будущем. И он решил действовать хитро, осторожно.

Великий князь, проснувшись, прислушался. В приоткрытое окно с улицы доносились лай собак, куриный крик, ржание лошадей, чья-то ругань… Была простая, обычная жизнь. Но как прекрасно ее почувствовать еще раз. Даже не верилось, что это возможно. Дмитрий открыл глаза и повернул голову к окну. Солнце, улыбающее солнце, уместилось в фрамуге. Князь подмигнул ему и сбросил с себя покрытие. Он поднялся, подбородком уперся в колени. Посидев так какое-то время, опустил голые ноги на пол. Его прохлада как бы добавила ему сил. Он встал. Ничего не болело! И по телу прошлось какое-то тепло.

Сделав несколько не очень уверенных шагов, он остановился у вешала, где висела его одежда. Не раздумывая, не спеша оделся и направился к двери. Послушав, что за ней тишина, толкнул ее. Вышел во двор, постоял какое-то время. Увидев конюха, который чистил лошадь, князь осторожно спустился вниз и подошел неслышно к нему. От его прикосновения конюх вздрогнул и резко обернулся.

– Князь?! – Глаза его расширились.

– Ты вот что, Кузьма, – проговорил князь, – потихоньку оседлай мне коня, – и провел рукой по его крупу.

– Нее, князь! Не могу. Мне княгиня убьет.

Князь рассмеялся:

– Не убьет. Она у мня добрая.

– Добрая-то, добрая. Но за тя, князь, любому глаза выцарапает. А я не хочу слипым ходить.

– Не выцарапает, не бойся.

– Вы о чем тута спорите? – раздался голос.

Они обернулись. Перед ними стоял Василий, княжич. Отец вроде впервые увидел его и залюбовался. Высокий, на полголовы выше отца, широк в плечах. Да и так видно, крепок. Волосы материнские: темно-русые.