Вячеслав Софронов - Сибирские сказания

– Без меня никому не открывай, в дом не пущай, а коль я сам тебе потребуюсь-понадоблюсь, то позвони, брякни в тот колокольчик, что у двери висит, от людей вход сторожит.

Малика и пообещала все сделать-выполнить, как пэри велел-наказал, ей показал. Улетел тот за озеро лесное, прямиком в небо голубое. Малика зовет к себе служанку, просит на крыльцо выйти, проверить, нет ли кого у двери. Та сходила, поглядела, ничего не увидела. А тут и Джафар-батыр заходит, к Малике подходит. Только не заметил, как плечом нечаянно колокольчик задел, тот жалобно так и зазвенел.

– Ой, прячься скорей, а то сейчас пэри обратно прилетит, вернется, с нами расправится.

– Куда ж мне прятаться, деваться? Да и не пристало мне перед каким-то пэри скрываться-хорониться. Будь что будет, а пришла пора помирать, то не полезу под кровать.

– Нет, Джафар-батыр, не пришло наше время с пэри в бой вступить, его тебе пока что не погубить. Прыгай в озеро на дно и дыши, пока он обратно не улетит, через гусиное перо.

Дала ему перышко полое и отправила в озеро. А тут и пэри прилетел, словно на березе рядом сидел, спрашивает, озирается, к чужому запаху принюхивается:

– Зачем звала, в колокольчик звонила?

– А то я тебя проверяла, как быстро вернешься узнавала.

Ничего пэри ей не сказал, никак за баловство не наказал, улетел обратно по своим делам к темным лесам.

Вынырнул Джафар-кузнец из озера лесного, воду с себя стряхнул, на Малику взглянул:

– Ну, говори-рассказывай, чего прознала-вызнала.

– Вот, пэри мне кольцо золотое подарил и ключи от всех сундуков, покоев вручил. Только что мне с ними делать не решила, сколько не думала.

– Давай-ка ключи сюда, пригодятся, для дела сгодятся.

Пошли они по покоям, по палатам, по порядку все сундуки открывают, что внутри лежит, проверяют. Чего только в сундуках тех не было, не лежало, от посторонних глаз схоронено-спрятано, на черный день припрятано: и золото, и серебро и всякое иное добро; драгоценные каменья, и девичьи украшенья, и шубы из мехов дорогих, и вина в сосудах чудных. А как до последнего добрались-дошли, то никак его открыть не смогли – ни один ключ не подходит, в замок не входит. Схватил тогда Джафар топор боевой на рукояти медной и разнес крышку сундука в мелкие щепы-щепочки до малой дощечки. Внутрь заглянули, да с испугу и вскрикнули: там еще один малый сундучок стоит, а на нем змея-гадюка лежит, злобно шипит. Джафар с себя шапку сорвал, на гадюку набросил, крепко веревкой завязал и в карман спрятал. Стали они сундучок тот открывать, ключи подбирать – не те ключи, не годятся, не вставляются. Топором рубить Джафар попробовал – искры из-под топора летят, лицо слепят, а сундучку хоть бы что. Присмотрелся Джафар, а тот из цельного железа кованый, стальными полосами перетянутый. Что же делать?

– Давай утопим его в озере, на середку забросим, чтоб никто не нашел, зла какого не сделал. – Джафар предлагает, на Малику посматривает.

– Нет, так не годится, а то как пэри воротится, то и сундучок свой найдет и нас убьет. Надо его как-то вскрыть, что там лежит добыть.

Долго они так думали-гадали, а ничего и не придумали, не вырешили. Вдруг Малика кольцом по сундучку провела, а он и открылся, крышка сама откинулась, а в нем два голубя сидят, на них глядят: один белый, а другой сизый, как пеплом осыпанный. Джафар к ним руку протянул, а они клюются, в руки ему не даются. Он тогда сетку от комара-гнуса на них накинул, ноги спутал, на берег озера вышел, а тут и пэри летит, грозно кричит:

– Кто смел ко мне без спросу заявиться, меня не дождался? Или жить надоело, что затеял такое дело?

– Это мы еще посмотрим-поглядим, кто здесь господин. – Джафар отвечает и в лук стрелу вкладывает, в пэри прицелился, да то ли перестарался, но так тетиву натянул, лук согнул, что тот пополам сломался. Бросил кузнец его на землю, топором боевым с рукоятью медной на пэри замахнулся, да только и топор в руках у него погнулся.

– Что, – пэри ему кричит, на весь лес хохочет, – сладил со мной своей простотой? Отпусти лучше голубей моих, а я отпущу вас двоих. Коль Малика меня предала, то такая жена мне не нужна.

– Не слушай его, – Малика шепчет, – обманет, лишь хуже станет.

Взял тогда Джафар-батыр тех голубей и свернул им головы без лишних затей. Пэри с неба в воду вмиг упал да там и пропал. И не стало ни дворца, ни резного крыльца, лишь лес шумит, будто что говорит. Посадил Джафар Малику и служанку ее к себе в лодку-челнок да поплыл обратно на восток. Только до середины озера доплыли-догребли, как с правой руки на них другая лодка мчит-летит, а в ней Ахмад-бек сидит, веслом рулит, громко кричит:

– Отдавай мне невесту подобру-поздорову, согласно своему слову. Или забыл, кто за нее калым платил немалый, да тут ты явился незваный!

Джафар, как и быть, не знает, на Малику поглядывает, весла опустил, не спешит, ждет, что она решит.

– Не хочу, не желаю седьмой женой в дом к старику идти, чтоб жить не в чести.

Только Ахмад-бек их не пускает, лодкой путь заслоняет. А Малика не будь плоха – из кармана у Джафара змею в шапке достала да в лодку к женишку своему и кинула. Тот, как змею-гадюку увидал, со страху в воду упал, вплавь до берега добрался, пешком обратно пустился.

А Джафар Малику посватал, от родителей ее согласие получил за то, что освободил ее от пэри злого, людского главного ненавистника. Не тот жених мил, что богатство скопил, а тот, что, жизни не жалея, спас от злодея. Так и зажили они счастливо всем на диво, детей нарожали, свой род продолжили.

Только пэри никуда не пропал, не девался, а на озере лесном жить остался. И голуби, сизый да белый, бывает, что над деревней летают, чего-то промышляют, и коль их кто узнает, пусть молитву читает, она и от беды спасет, и иной всякий грех отведет.

Человек один жить не может. На то он и человек, что ему Аллахом завещано жить при семье, при родне и друзей иметь. Иначе… иначе пропадешь ни за грош, и никто тебе не поможет. Но иному джигиту всех друзей дороже конь верный, который ему и за брата, и за друга. С ним он в дальнюю дорогу пускается, в темном лесу ночует, последней корочкой поделится, от ненастья попонкой укроет, ни за какие деньги не продаст, не поменяет. Старики сказывают, что в древности коль джигит в бою погибнет или от старости умрет, то к нему в могилу коня клали, значит, чтоб и на том свете они вместе были, не расставались. Такой вот обычай у нас издревле был-велся.

А выбрать себе доброго коня, то не камешек через речку кинуть, в этом деле толк знать надо, понимать, что за конь перед тобой, на что он способен, годен, к какой работе более всего сподручен. Бывалочи, копит-копит мужик денежку на доброго коня, чтоб заместо своей заезженной клячи купить, перед соседями ухарем промчать, в город скататься, с девками на ходу перемигнуться. Копит год, копит второй, потом айда на ярмарку за покупкой. День меж рядами ходит, высматривает, выглядывает, торгуется, выбирает милого друга по собственному понятию-разумению. Выберет. Расплатится. Домой пригонит довольный, радостный. Утром запрягать в телегу, а конь или запаленным окажется, или с таким норовом, что и близко к себе нового хозяина не подпустит, брыкается, свечкой встает, того и гляди, постромки поломает, сбрую порвет. Потому, чтоб в лишний расход не пускаться, на бракованную лошадку сгоряча не нарваться, старались селяне наши не у городских или приезжих барышников конька-дружка себе прикупить, а в соседней деревне у знакомцев, сродственников задешево взять годовалого жеребчика или кобылку молодую. Только где дешево, там и сердито: через какой-то срок в наших краях доброй породы не осталось. Оно и понятно, когда свежей крови давно не было, то порода на убыль идет, на нет сходит, вырождается. А без доброго коня и джигит не джигит, а таракан запечный, одно название.