Владимир Москалев - Мудрый король

Бьянка умоляюще посмотрела на своего спутника и выразительно потрясла в воздухе пустым кошельком.

Гарт тяжело вздохнул:

– Ты же знаешь, все монеты я роздал нищим.

– Но что-то надо делать! Ребенок совсем замерз. К тому же он голоден. Он хочет есть! Он может умереть с голоду! Неужели ничего нельзя сделать, Гарт? Найди же какой-нибудь выход!

Мальчик тем временем быстро переобулся и надел рубашку. Потом снова натянул свою старую разодранную, короткую, латаную-перелатанную куртку. Теперь ему стало теплее. И он захотел поблагодарить сеньору. Не успела та опомниться, как он подбежал и припал губами к ее руке. Потом быстро отошел, покраснев от смущения и не глядя на нее. А с губ слетело:

– Да пребудет с вами Господь, благородная сеньора…

Гарт снял с себя пояс, показал Бьянке.

– Смотри, сколько в нем драгоценных камней. Не думаю, что он много потеряет, лишившись двух-трех.

Бьянка всплеснула руками. Такой пояс имел право носить только шамбеллан. Продав его, можно было купить несколько отличных лошадей или коров. Но ценился не сам пояс, а камешки, вкрапленные в него по всей длине. Гарт вытащил два из них.

– Неподалеку я видел лавку ювелира. Вперед, малыш! Там же мы найдем и бакалейщика.

И подал руку мальчику. Тот, несколько осмелев, протянул свою. Но старую обувь все же прихватил с собой. А еще через некоторое время он был одет по всей форме так, словно уже наступила зима. В руке он держал ватрушку с медом, которую жадно жевал, с благодарностью поглядывая на своих неожиданных благодетелей. Другой рукой он прижимал к себе завернутые в тряпицу сыр, колбасу, хлеб и два жареных цыпленка.

Бьянка улыбалась. Лицо ее выражало если и не огромное счастье, то безмерную радость. Гарт тоже был доволен: как это он вовремя вспомнил про свой пояс! А камни… это пустяк. За такую улыбку, которой его только что одарила его спутница, он, не задумываясь, расстался бы и с остальными самоцветами.

Теперь осталось проводить малыша до дома. Он повеселел, это было видно, и всю дорогу, пока они шли, бросал любопытные взгляды то на Бьянку, то на Гарта.

Дом оказался таким, каким, собственно, и можно было представить его себе. Маленький, покосившийся, стесненный с обеих сторон двухэтажными добротными домами, которые, казалось, напирали на него, стараясь вытеснить отсюда, дабы он не мешал им. И уже на пороге, прощаясь, когда мальчик с грустью помахал рукой своим провожатым, Бьянка сказала ему:

– Не отчаивайся, малыш. Я буду каждый день навещать тебя, приносить еду и подарки. Не бойся, я не дам тебя в обиду. Скоро я уеду, правда, но до тех пор буду приходить к тебе. Договорились?

Мальчик кивнул и проговорил, лаская Бьянку ангельским взглядом своих детских, чистых, голубых глаз:

– Какая вы добрая, сеньора…

Бьянка улыбнулась и почувствовала, как предательски дрогнули ее губы.

– А как тебя зовут? Ты так и не сказал нам это.

– Аркур. А вас?

Она назвала ему свое имя.

– Прощай, Аркур, – сказал Гарт. – Жаль, мы не встретили твою сестру, нам было бы о чем поговорить с ней.

– Прощайте, сеньор! Я никогда не забуду вашей доброты.

Долго еще стоял малыш на пороге своего дома, провожая взглядом двух человек, неторопливо уходивших по набережной в сторону королевского дворца. Стоял и повторял имя, которое ему очень не хотелось забыть.

И не знал маленький мальчик, что пройдет почти двадцать лет, и он станет человеком иного сословия. Не знал тогда и Гарт, что наступит день, когда рыцарь Аркур де Ромнель в кровопролитной битве спасет от смерти его сына.

Крестовый поход, объявленный папой Александром III, был неизбежен. Рим видел в катарской Церкви свою соперницу. Духовенство юга представлялось ему опасным конкурентом, которого надлежало уничтожить, дабы не поколебать устои христианства. Смертельный конфликт между двумя этими врагами мог закончиться только полным поражением одного из них. Ересь была не менее опасной и для феодального государства, нашедшего единомышленников в лице папы и императора Фридриха I. Вывод: против нее встали два колосса – духовная и светская власть.

Как и следовало ожидать, катары потерпели поражение. Причиной тому один из пунктов их доктрины: запрещение всякого применения силы, одним словом, непротивление. В этом заключалась их слабость. Они не призывали к насилию, исключая союзников – рутьеров графа Тулузского или графа де Фуа. Наемники не признавали никакой веры, грабили всё подряд, но катарские пастыри никогда не одобряли таких действий и не подстрекали к ним. Их убеждения – терпимость. Все, что они требовали – свобода проповеди и культа. И эта, еще раз повторю, их слабость в конечном счете погубила их и возможную независимость Юга. Одного они не смогли или не захотели понять: в то время, когда они жили, любые конфликты, а уж тем более такие серьезные, разрешались силой. И католическая церковь всегда прибегала к ней для укрепления пошатнувшейся власти. Поэтому конец был неизбежен, и катары окончательно нашли его менее полувека спустя в костре Монсегюра.

Однако в первом походе, о котором идет речь и к которому давно уже призывал Бернар Клервоский, катары, если можно так выразиться, легко отделались. Число рыцарей было невелико. Во главе с кардиналом Клервоским они разорили несколько областей Лангедока и разъехались по домам.

Весть эту сообщил Бьянке Гарт однажды утром, поднимаясь с постели и одеваясь. Выслушав его и не вставая, она долго глядела в потолок – бледная, недвижимая, с остановившимся взглядом.

– Это все Бернар! – наконец негодующе произнесла она. – Это он научил пап пользоваться не только духовным, но и светским мечом. Но им не истребить нас, – продолжала она немного погодя, сев на кровати и устремив гневный взор в окно. – Вальденсы идут за нами! Они учат, что повиноваться надо лишь Богу, а не людям. Римская церковь отказалась от учения Христова и стала блудницей вавилонской. Она – смоква, которую некогда проклял Иисус и повелел уничтожить. И еще Пьер Вальдо учит…

– Оденься. – Гарт кинул ей рубашку. – Здесь не так уж тепло.

– Он учит, – продолжала Бьянка, одеваясь, – не повиноваться ни епископам, ни папе, ибо они ведут дьявольскую жизнь. Он отрицает все, что считает изобретением сатаны – обедню, святых, даже молитву за усопших.

– Выкинь ты из головы всю эту дурь, – ответил ей на это Гарт. – Будь такой, как все. Пойми, нельзя иначе. Учти, Филипп не пойдет против Церкви и не станет тебя защищать. Поэтому захлопни рот и повесь свои мозги просушиться на ветру. Клянусь пятками Иисуса, это плохо кончится для тебя. Лучше подумай, не следует ли нам повторить?…

– Нет! Я и так совершила грех.