Хуан Франсиско Феррандис - Барселона. Проклятая земля

– Кажется, момент наконец наступил, – промолвил Бозон. – Сестрица, проследи, чтобы король на ассамблее принял именно такое решение, а потом Господь уже волен его забрать. А я позабочусь, чтобы его племянники Людовик, Карломан и Карл Толстый узнали об этом плане и задержали нашего государя в Альпах.

– Нет, я не позволю ему умереть, пока папа не провозгласит меня императрицей! – выкрикнула Ришильда. Таков был ее долг перед тетушкой Теутбергой; где бы она ни находилась – быть может, на небесах, – она будет гордиться своею племянницей. – После всего, что я вынесла с этим человеком, вы должны принести мне эту корону.

– Да будет так, – поправился Бозон. – А потом подымется мятеж. Король не должен вернуться из похода, и мы получим контроль над королевством.

– Предать помазанного императора – это страшный грех, – изрек Бивин. Сын и другие заговорщики посмотрели на старика с презрением. Бивин никогда не обладал характером Бозонидов, а теперь при каждой встрече он выглядел все более напуганным.

– Единственный предатель здесь – это французский монарх, покорный всем капризам папы, которого заботит только сохранение своего престола и своих владений!

– Одно дело – собирать земли, и совсем другое – восставать против Господней воли!

– С кем вы, отец? С нами или с нашим королем?

Бивин всегда был добрым другом Карла. Это была слабая точка их заговора, и все об этом знали. Даже прекрасные глаза дочери обвиняли Бивина в трусости.

– Мой долг – служить дому Бозонидов, – определился старик. – И да простит нас Госсподь.

Бозон с Ришильдой озабоченно переглянулись: собственный отец мог их выдать.

– Но есть еще кое-что, – быстро вклинилась Ришильда. – На ассамблее в Кьерзи мой супруг объявит наследником короны Людовика Заику. Мы во что бы то ни стало должны предотвратить эту коронацию, иначе вокруг Заики сплотятся люди, верные короне.

– Когда вспыхнет мятеж, мы запрем его в Аквитании. Этот человек никогда не будет править.

Представители больших домов утвердили план заговора. Вместе они составляли самый мощный союз знати, который когда-либо собирался в империи. Заговорщики подняли кубки. Гуго Аббат присоединился к ним последним: он больше других сомневался в успехе, но трусом, в отличие от Бивина, не был. Гуго потихоньку пробормотал молитву, взывая к помощи Всевышнего. Год 877-й должен переменить судьбы мира.

В полночь, когда повеселевшие, хмельные вельможи разошлись по своим опочивальням, Ришильда отвергла приставания назойливого Берната из Готии и направилась в темную часовню замка Берзе. Она преклонила колени перед Христом в апсиде. Эта статуя нравилась ей с детства: у распятого была пурпурная туника и корона, закрытые глаза и спокойствие на лице. Ришильда не чувствовала, что этот Христос ее в чем-то обвиняет, в отличие от строгих взглядов других изображений.

По щеке женщины скатилась слеза. Невозможность родить мальчика и поспорить с Людовиком Заикой за корону наполняла ее ненавистью к мужу и к Бозону, но вина ведь лежала на ней. Ее отпрыски рождались хилыми и болезненными из-за того, что Ришильда отдалась языческим богам, черным и проклятым, как и их старые жрицы.

Ей было тридцать два года, возраст плодородия еще не миновал. Она могла бы соблазнить Заику и выйти за него, но нынешняя супруга Людовика, Аделаида Парижская, была женщина ревнивая и умная. Многие рыцари тайком от Бозона предлагали себя в любовники королеве, но она по-прежнему думала об Изембарде и распалялась, воображая, как этот гот будет ею овладевать. Вот кто подарил бы ей сильного сына. Не нужно было позволять брату отсылать Изембарда в Марку. Там он не только не погиб, но и собрал войско, верное королю, сделавшись препятствием на пути их заговора. Как бы то ни было, у нее оставался последний шанс. Желание стать матерью королей превратилось для Ришильды в болезненную одержимость.

По спине ее пробежали мурашки – женщина почувствовала, что она не одна в часовне. В сумраке за ее спиной маячила какая-то тень. Ришильда вытащила листок пергамента и начала читать имена: граф Олиба Второй из Каркассона, Гифре Уржельский, прелаты Фротари из Бурга, Фродоин из Барселоны, Гинкмар из Реймса… Женщина громким голосом перечислила почти дюжину высших аристократов и клириков – все они хранили верность ее супругу и представляли опасность для мятежа. Помолчав, Ришильда назвала последнее имя:

– Бивин Вьеннский.

– Ваш отец? – переспросил женский голос из темноты.

Ришильда глубоко вздохнула, чтобы голос ее не дрожал. Это была необходимая жертва. Если отец донесет, все они кончат жизнь на эшафоте. Даже ее чары не помогут вымолить прощение у Карла.

– Мой отец – первый в списке, Ротель. Он не должен покинуть Берзе. Это случится нынче ночью.

– Всякое зло так или иначе возвращается, королева.

Такой приговор привел Ришильду в ужас. Как только закончится список, она прикажет убить и бестиария. Бозон прав: Ротель опасна и слишком много знает.

– Королева, я чувствую ваш страх. На этой темной стороне вселенной нет места робости. Если вы проявите слабость – желаемое ускользнет у вас из пальцев. Есть ведь и другие силы, силы света, они тоже участвуют в этой борьбе.

– Их свет погаснет. Сделай это, Ротель. И да помогут мне твои демоны.

На рассвете слуги подняли тревогу. Бивин Вьеннский не проснулся в своей опочивальне. Старик был одет в дорожный плащ, а на лице у него запечатлелся ужас: он умер посреди ночи, когда собирался бежать из замка.

В полдень Гуго Аббат вместе со свитой уже скакал прочь из Берзе. Этот союз – не просто мятеж и заговор, здесь затевается страшное, темное дело. Аббата не на шутку встревожило стремление Бозонидов к власти и способ расправы с любым возможным противником. Пока что он остается в альянсе, но, если почувствует святотатство или связь с нечистой силой, он отречется от всех обязательств и заговорщики наживут себе могущественного врага.

Ассамблея в Кьерзи завершилась без рукоплесканий, без пожеланий долгих лет жизни императору. Турнир устраивать тоже не стали. Карл не желал, чтобы покалечились рыцари, которые вместе с ним отправятся в Италию. Больше всего бросалось в глаза отсутствие маркграфа Берната из Готии, недовольного королем за его суровую церковную политику. Такое вздорное поведение беспокоило всех участников альянса. Ассамблея также запомнилась яростными спорами знати с апостольским викарием Ансегизом, который упорно продолжал требовать войск для защиты папы Иоанна. Карл жалел, что удалил от себя Гинкмара из Реймса.

Монарх заранее решил вместе с Ришильдой, что оставит Францию и отправится на защиту итальянских берегов от сарацинского бича. Галлия оставалась открытой для его немецких племянников и для норманнов, которые получат пять тысяч либр серебра за то, что не сойдут со своих драккаров. Это была огромная сумма, и, чтобы ее собрать, снова придется ощипать вассалов, сервов и свободных крестьян. К тому же Карл будет вынужден оставить регентом своего сына Людовика Заику, которому он не доверял после его давнишнего предательства.