Николай Пахомов - Первый генералиссимус России [Proza.ry]

«Это хорошо, — отметил Алексей Семенович. — Плохо то, что у «консилиумуса» нет единого мнения. Но, Бог даст, со временем оно появится. Если же не появится, то добра ждать не стоит».

Еще плохо было то, что «господа генералы» видели в Шеине не друга-товарища, а соперника. Поэтому все его слова тут же принимали в «штыки». И то — неверно, и это — неправильно…

Между тем, Петр Алексеевич, взвесив на ему одному лишь видимых весах поступившие предложения, пришел к выводу, что стоит придерживаться плана Гордона.

— Берем Азов в осаду. Устанавливаем пушки. Роем подкопы под стены. Ведем апроши, — распорядился кратко и ясно.

Только буквально вторая ночь показала, что оставлять у себя в тылу каланчи никак нельзя. Турки, как и предполагал Шеин, сделали оттуда вылазку. Несколько человек убили, еще больше покалечили, но больше того — устроили переполох, не дав солдатам выспаться. Беспокоили и орды крымчаков, неожиданно налетающие, словно знойный горячий ветер, из степи. Приходилось постоянно держать под ружьем целые роты, а также разворачивать пушки и бить по ним картечью. Теряя убитых и раненых, орды откатывались, чтобы через некоторое время, в самый неподходящий момент с визгом и криком рвануть на какой-нибудь полк или на солдат и стрельцов, занятых земляными работами.

— Надо с этим что-то делать? — попенял «бомбардир», перепачканный пороховой копотью, чистоликому генералу Гордону. — Не дают вести осадные работы и палить по городу из пушек.

Правда, тут Петр Алексеевич несколько лукавил. Он-то свою батарею все-таки установил и уже вел пристрелку ядрами и бомбами, которые сам же и снаряжал.

— Надо, — согласился генерал и приказал Шеину с отрядом курян и донских казаков «делать что угодно, но орды рассеять».

— Мне для этого дела надобны пушки, ручницы, зависные пищали, — попросил Алексей Семенович.

— Коли надобно, то бери, — не стал вдаваться в подробности Гордон. — Главное, чтобы был результат. Результат-то будет?

— Должен быть.

— Ну, смотри! А то «бомбардир» наш шею быстро скрутит, не посмотрит на боярство и воеводство, — предупредил на всякий случай.

Шеин и сам понимал, что в случае неудачи, похвальных реляций ожидать не стоит.

Собрав начальных людей над курскими служивыми и атамана донских казаков с его же сотниками, довел приказ государя и свою задумку повторить с крымчаками ту же игру, что некогда была исполнена с ногайцами на Белгородской засечной линии.

— А что, — загорелся идеей сразу же Егор Боев, — задумка хоть куды, ерш тя в печенку! Я со своими казачками за приманку сойду. Так заманю, что сам дедушка Сусанин позавидовал бы.

«И откуда он только про Сусанина знает?» — подивился Анненков, но план воеводы вместе с Фролом Акимовым одобрил.

— Хорошо придумано, — поддержал задумку и атаман донских казаков Булавин, сверкнув звездистыми, рассыпчатыми очами. — Надо только хорошее место для засады найти. Хотя, — залез пятерней в сивую бороду, — кажись, одно на примете есть. У речки Косухи. Там еще и дубравка некая имеется…

— Покажешь — посмотрим, — перешел к делу Шеин, порадовавшись, что его задумке есть уже и моральная и фактическая поддержка. — Посмотрев же, решим, пригодно или не пригодно то место для засады. Если будет пригодно, то и действовать начнем.

— А когда начнем?

— Да хоть сегодня. Если место удобное, то ночью пушки и засадный отряд переправим, чтобы враг не заметил. А с утречка, даст Бог, и приманку в поле вышлем.

Однако с этим делом пришлось обождать. Перед вечером бирючи по указанию «бомбардира» прошли по полкам в поисках добровольцев для взятия каланчей. Каждому добровольцу обещалось по 10 рублей золотом.

— Прости, воевода, — повинился атаман донцов, — мои казачки на царские червонцы позарились. Да, по правде говоря, — хмыкнул Булавин, — и самому охота счастье попытать. Не обессудь, будем живы, твою задумку тоже исполним.

Пришлось идти к Гордону, просить отсрочку. Однако тот даже обрадовался, что казаки, польстившись на обещанные деньги, решили начать с башен, перекрывающих подступы к Дону и сам Дон тяжелыми чугунными цепями. Стрельцы-то особой радости и желания к сему делу не проявили. Даже больше — роптать начали.

Утром 4 июня, воспользовавшись предрассветным туманом, густо стелившимся от Дона, добровольцы и донцы, кто пеше, кто на стругах, с лестницами и шестами дружно устремились к стенам башни, стоявшей на правом берегу. Турецкие часовые не спали, но из-за тумана заметили атакующих слишком поздно: те уже лестницы начали к бойницам приставлять… Раздались первые выстрелы. Потом пошло-поехало. Выстрелы гремели, не смолкая. Особенно дружно они раздавались со стороны атакующих. А вот в дело пошли и ручные гранаты, забрасываемые смельчаками прямо в черные зевы бойниц.

Турки сопротивлялись яростно. Отстреливались из янычарок, визжа, с кинжалами и кривыми мечами бросались на атакующих. Не удавалось убить либо заколоть — хватали мертвой хваткой и вместе выбрасывались из бойниц к подножию башен. Но добровольцы из служивых и казаков брали верх храбростью да удалью. И, конечно же, численностью. Вскоре последние защитники башни были перебиты, а пытавшиеся спастись вплавь, утонули.

— Все, дело сделано! — тряхнув кудрями, докладывал Булавин Шеину о взятии каланчи. — Теперь слово за царем. Мои казачки ждут обещанные червонцы. Как думаешь, воевода, и на погибших в деле выдаст, не обманет?

— Государь слов на ветер не бросает, — хмурясь, заметил Шеин.

Не нравилась ему, ох, не нравилась словесная вольность казачьего атамана. Не нравился и сам атаман, бравировавший своей независимостью и дружескими отношениями с гетманом Иваном Степановичем Мазепой. Про таких-то и идет молва: «Русы волосы — сто рублей, буйна головушка — тысяча, а всему молодцу — и цены нет».

Впрочем, атаман — не невеста, а воевода — не жених, чтобы про «нравится, не нравится» рассуждать. Дело делает — и ладно. Остальное же воеводу пока не касается.

— Царь, может быть, и не бросает слов на ветер, — усмехнулся с язвинкой Кондратий, — а вот «бомбардир»… так кто его знает…

— Кондратий, ты же не пес, чтобы лаяться да на ветер брехать, — сурово одернул Шеин атамана донцов. — Должен понимать, где слово сказать, а где и язык придержать. Ибо языкастых не всегда и не везде любят…

— Ты, воевода, это к чему? — резко крутнул сивой бородой Булава.

— А к тому, что надобно не пустозвонить, а дело делать. Мы же вчера вроде договорились…

— А червонцы?! — насупился атаман.

— Червонцы никуда не денутся. Получите. За Богом молитва, а за государем служба, как известно, не пропадет…

— Случается, — перебил атаман донцов, — что и не всякая молитва до ушей Бога доходит, а уж про государей… о том и говорить не стоит.