Эптон Синклер - Жатва Дракона

У Ланни, наблюдавшего за ними и слушавшего их выступления, возникали старые вопросы: "Они глупы? Они безнравственные люди?" И, как всегда, ответ зависел от стандартов суждения. Они были тем, какими их сделал этот мир. Они были частью целой эпохи, этапом цивилизации. Системы, которую они называли бизнесом и которую Ланни называл капитализмом. Они имели одно и то же присловье, что и американцы: "Les affaires sont les affaires" бизнес есть бизнес. Но если говорить так, то нужно отбросить моральные соображения в сторону, как не имеющие значения. Человеческое братство и отцовство Бога были праздными мечтами. Свобода, равенство и братство были приманкой, чтобы поймать голоса. Единственный вопрос был, сколько стоит? Поэт Расин писал: " "Point d'argent, point de Suisse!" Нет денег, нет швейцарцев, имея в виду швейцарскую гвардию. Солдат можно было нанять, и если хочешь защитить свою жизнь, то плати стоимость плюс прибыль.

Так обстояли дела на этом ужине. Эта элегантность, это сложное наследственное достоинство, эта освящённая временем, постоянно проявляемая любезность, все это было ширмой. Эти люди сюда пришли не для дружбы, не для хорошего ужина, не за красивые глаза Робби. Они пришли, потому что Робби владел самой смертоносной машиной для убийства в мире, самой высоко летающей и самой быстрой. Сам Робби никогда не убивал никого в своей жизни. И вероятно, что эти французские господа никогда не делали этого. Они были членами "двухсот семей", правителями Франции, которые убивали, подписывая бумаги, и говоря по телефону, а также задавая вопросы и выражая мнения за сигарами, кофе и ликерами. Они не убивали в розницу, только оптом, и предпочтительно миллионами. На их руки не капала кровь, а на их совести не было даже вины. Они убивали по закону, вежливо и с достоинством. Если кто-то назвал бы их глупыми, то они знали бы, что человек был невоспитан, и если кто-то назвал бы их безнравственными, то они знали бы, что он был опасным большевиком.

"Оказалось, что мы должны обязательно иметь самолеты". – Так Шнейдер подвел итог дискуссии. "Мы не можем быть уверены, будем ли мы использовать их против Германии или против России, но в любом случае, желательно их иметь". – Он сказал это с улыбкой, но это был действительно очень серьезный вопрос, правители Франции не могли составить свое мнение, кого они выбрали врагом.

XIII

Кто-то, должно быть, дал команду, ибо события стали происходить сразу же после этого ужина. Президент Бэдд-Эрлинг Эйркрафт был приглашен на конференцию с Ги ля Шамбром, новым министром авиации. Просто еще одним политиком, по мнению Робби, он ничего не знал, а только контролировал голоса в Палате депутатов. Так делались дела во Франции. Кабинет менялся каждый год или около того, большая перетасовка, и каждый должен был знать всё, а в результате никто ничего не знал. В какой бы стране Робби Бэдд не был, он мог бы рассчитывать на дискуссию с политиками.

Но в министерстве были подчиненные, знавшие свое дело, и прибыли армейские офицеры, знавшие больше, чем даже Робби. Также пришло приглашение для отца и сына в американское посольство, через дорогу от отеля. Посол хотел видеть их по срочному делу. Он был старым другом Ланни. У них были одни и те же идеи и идеалы в дни мирной конференции двадцать лет назад. Уильям Буллит, богатый филадельфиец, недавно был послом в Стране Советов, и возненавидел её всем сердцем. Теперь, как посол во Франции, он пылко работал против франко-русского союза.

Почему всё внезапно изменилось? У Ланни не было никакой возможности спросить его. Все, что он узнал, было, "Билл" хотел, чтобы Франция получила американские самолеты, и сделает всё возможное, чтобы добиться этого. Он узнал, что у Бэдд-Эрлинга был контракт на производство самолетов для американской армии, и в настоящее время Армия получает их. Он хотел согласия Робби поставить этот вопрос перед президентом Рузвельтом и получить от Армии эти самолеты для французов. Он даже хотел, чтобы Робби забрал самолеты из Армии и внес в них изменения, которые требовали французы. Захочет ли Робби отправить пилотов испытателей во Францию, и инженеров, чтобы обсудить эти вопросы?

"Я согласен", – сказал президент Бэдд-Эрлинг, – "если они оплатят расходы". Он сел на трансатлантический телефону и приказал двум своим лучшим специалистам прибыть вместе с секретарем, который знал бы французский язык.

Им повезло сесть на быстрый пароход, самолет встретил их в Шербуре. Такси доставило их в Крийон, и они пошли работать даже не имея времени умыться.

В гостиницу приходили различного рода чиновники. Они занимали у Робби весь день, а социальные обязанности отбирали у него ночное время. Это было, как будто кто-то сказал: "Этот американец очень важен, и его и его сына необходимо отнять у немцев". Приглашения приходили больше, чем Робби мог их принять. Когда он ворчал, а его сын улыбался и говорил: "La patrie est en danger" – боевой клич старой французской революции.

XIV

Во Франции женщины не голосовали, они интриговали. Этим искусством они владели несколько сотен лет, и все эти годы они совершенствовались. Они знали, как льстить и обхаживать, искать благосклонность и предоставлять её. Они умели выведывать секреты, а также делать тонкие намеки, а при случае угрожать. Они могли найти слабые места и играть на них, устроить скандал и повторить его деликатной инсинуацией, возможно, даже её выдумать. Они понимали мужчин, и как получить то, что они хотели от них. Как только какой-нибудь пылкий молодой человек из народа наберёт голоса и достигнет политической власти, то к нему придёт изысканная знатная леди, готовая пристать к нему и руководить его карьерой. Из-за этого она получит славу и возбуждение от власти, возьмёт верх над соперниками, которые, возможно, в прошлом ее оскорбляли. Между прочим, это была служба своему классу, способ сохранения французского консервативного правительства, сохранения стабильной политики.

Американский производитель самолетов и его сын были приглашены на soirée в дом богатой маркизы де Крюссоль, красивой голубоглазой молодой дочери семьи, сделавшей состояние на консервировании сардин, и жены французского аристократа. Ланни, знавшей всё, сказал, что они не должны пропустить это, так как здесь они, вероятно, встретятся с премьером Франции. И они не пропустили и пришли. Эдуард Даладье был человеком из народа, сыном пекаря, начавшим карьеру скромным учителем лицея. В политике он начинал радикальным социалистом, что во Франции означало либерализм и антиклерикализм старой традиции. В настоящее время на шестом десятке он был полноватым, грузным политиком, который узнал, что в общественной жизни своей страны было мало чести и доброй воли. Вместо того, чтобы кричать об égalité , он пытался сохранить свой кабинет, выяснив, как поддержать интересы большого бизнеса Франции. Он был благонамеренным человеком, но благоговеющим только перед богатыми и аристократами и страдающим нерешительностью, общей болезнью в своей стране на данный момент.