Тотырбек Джатиев - Пламя над Тереком

Тот нехотя сел, выпил свою рюмку и скосил глаза на Сосновского:

— Я не пьян! Почему не даешь слова сказать? Пусть командиры знают мою боль, мою правду матросскую!

Больше никто не упрекнул Твердохлебова, только Кесаев нахмурился. Иван своими словами невольно принижал его собственную командирскую радость, радость победы…

После торжественной встречи и веселого ужина экипаж «Малютки» перешел «на жительство» на борт судна «Эльбрус». «Эльбрус» был хорошим для своего века судном— плавбазой. На ней для матросов и офицеров Кесаева отвели несколько кают.

Матросы тут же «дали храпака», а офицеры и несколько друзей — сослуживцев Кесаева— собрались в каюте Астана. Дело в том, что один абхазец, друг Кесаева, узнав о возвращении «Малютки» с победой, прикатил «брату-осетину» весьма внушительный бочонок сухого добротного вина пятилетней выдержки.

— Специально, — сказал он, — в честь твоей победы откопал, брат мой! Иначе не мог. Пей за здоровье и бей фашистов, топи их, пускай на дно.

Офицеры засиделись до рассвета. Короткая летняя ночь прошла в думах и спорах о Севастополе, в стуках «косточек» о стол — «гоняли козла», ну и, конечно, в частом пригубливании дарственной влаги.

Утром отвели «Малютку» в один из доков судоремонтного завода, и Кесаев занялся составлением плана занятий со своими подчиненными.

Солдат, как известно, — это еще говорил Суворов, — не должен оставаться бездеятельным. Не то появляется леность, боец остается наедине со своими мыслями, чаще всего печальными, все это размагничивает его, демобилизует. Так это или нет, только в плане своем Кесаев преду-смотрел и политучебу, и изучение материальной части подлодки, и пехотное оружие… Тут Астан вспомнил настроение Твердохлебова и подумал: чем черт не шутит — и этот раздел плана разработал поподробнее, включив в него, кроме изучения пистолета, винтовки, автомата, ручного и станкового пулеметов, еще и строевые занятия.

Обычно матросы не любят такого наполнения их законного отдыха, ворчат, говорят, мол, это мы давно знаем, что на подлодке, дескать, этого знать им не нужно, и так далее, но при первой же проверке всем становится ясно, что они многое плохо знают или даже вовсе позабыли, и невольно втягиваются в предписанную командиром жизнь.

Кесаев мысленно уже видел физиономии своих моряков при объявлении им своего плана и стал обдумывать слова, с которыми он обратится к экипажу, чтобы рассеять его огорчение, как кто-то постучал в дверь.

— Входите! — крикнул Астан.

В каюту вошли комбриг и комдив. Они устало опустились на диван, и комбриг сказал грустным голосом:

— Командующий флотом поздравляет тебя с первой победой и приглашает к себе.

— В Севастополь? — весело спросил Астан.

Ему очень приятно было и поздравление командующего, и то, что он помнит о нем. Астану, как и каждому моряку в эти дни, хотелось хоть чем-нибудь лично помочь любимому городу, ведь каждый глубоко переживал судьбу города-мученика, города-героя, каждый рвался в ряды его славных мужественных защитников. Ему, наконец, самому тоже не очень-то нравилось время так называемого отдыха, заполненного всяческими «теоретическими конференциями».

— Да, в Севастополь, — повторил комбриг. — А чего ты веселишься? — строго спросил он. — Твоя лодка повезет в Севастополь бензин, медикаменты, боезапас… Лодка, которая должна была выполнять это задание, еще не готова. Сможете подготовить свою лодку? И немедленно следовать в Севастополь? Задание сверхсрочное, не терпит отлагательств.

Кесаев ответил:

— Если Родина требует — лодка будет готова к внеочередному боевому походу.

Кесаев на минуту представил себе «Малютку» под водой, груженную бензином, снарядами, медикаментами. Он знал грузоподъемность лодки, быстро в уме подсчитал возможности и добавил:

— Подводная лодка, конечно, не танкер и не грузовое судно, для такого дела вряд ли подойдет. Подлодка «Малютка» — бензовоз! — Он даже рассмеялся.

— Вот именно, Астан Николаевич! — дружески посмотрел на него комбриг. — В Севастополе тяжелое положение, очень тяжелое. Разговор этот строго между нами: как будто уже есть указание Ставки об эвакуации военных из Севастополя.

— Эвакуация, говорите? — кровь прилила к лицу Кесаеву.

— Все может быть, — вздохнул комбриг. — Война эта тяжелая, и временная сдача городов неизбежна.

— Лодка пойдет одна?

— Да, одна, — коротко ответил комбриг. — Задание трудное и очень ответственное… Но ты должен обязательно прорваться к Севастополю и доставить груз.

— Есть прорваться к Севастополю. — Потом с грустной усмешкой добавил: — И все же подводная лодка не бензовоз! Гранаты, снаряды… С таким грузом только на таран идти…

— Война! — прервал его комдив. — От каждого требуются невероятные и неслыханные доселе действия. И ты тоже понимаешь: на пути в блокированный Севастополь смерть таится всюду… Твоя задача — обойти ее, суметь обмануть смерть…

Лунная поздняя ночь. Корабль шел под водой, в его помещениях было душно и жарко. С матросов и офицеров градом катился пот. От запаха бензина забивало нос и горло. Время от времени слышалось скрежетание стальных бортов. Сердце замирало и мозг каменел в ожидании страшного взрыва. Никто вслух не хотел сказать, что лодка попала в минное поле, что скрежетали минрепы. Казалось, что сама смерть дразнит людей, играя лодкой, как кошка мышью: каждую минуту, каждую секунду могла взорваться мина за бортом, а вслед за этим взорвутся снаряды и гранаты, вспыхнет бензин… О своем личном спасении уже никто не думал.

Все были напряжены до предела. Требовалось невероятное самообладание. Ошибись командир хоть на вершок, растеряйся, и случится страшная беда.

Акустик Сосновский то и дело докладывал:

— Мина справа по борту…

— Мина слева по борту…

Кесаев слушал его, не отрываясь от перископа, и внешне сохранял удивительное спокойствие. Он отыскивал проходы к рейду Севастополя и не мог ничего рассмотреть: была страшная темень.

Приборы показывали, что лодка приближается к намеченной цели, Херсонесский мыс оставался позади. Но куда девался Константиновский равелин? Он должен быть где-то близко. Увидеть бы его.

Снова послышался леденящий душу скрежет минрепов. Скрежет справа еще не прекратился, как другой минреп терся о левый борт. Командир крикнул машинистам: «Самый малый!» — и лодка почти застыла, едва-едва подвигаясь вперед. Слышно было в течение минуты, как скрежет перемещался к корме и потом затих. Напряжение нервов дошло до такой степени, что казалось, они взорвутся, как тонны динамита.

«Да, такого еще не бывало, — подумал Кесаев, — пройти меж двумя минами. — И тут же вспомнил: — Было, было».