Семён Шуртаков - Вершина Столетова

Андрей Галышев шагал двором и с удовольствием слушал не позабытую за время службы, такую знакомую музыку моторов. Многое пробуждал в его сердце этот мощный рокот машин, и оно наполнялось радостным и тоже могучим ощущением застоялой, рвущейся наружу силы.

— Эй, сторонись! Затопчу!

Из дымного облака вырвался и протрещал мимо отпрянувшего в сторону Андрея старенький, латаный СТЗ. У штурвала почему-то не сидел, а стоял чумазый, как и все здесь, рыжий парень. Андрею приходилось видеть его на ремонте. Горланов, кажется.

Свою бригаду Андрей нашел около кузницы. Рядом принимал машины его сосед — бригадир новоберезовской бригады Михаил Брагин.

Тракторист Брагин был опытный и принимал машины просто. Он сел за руль сначала одного трактора и, меняя скорости, проехался по двору, затем то же самое проделал с остальными.

Подошел Гаранин:

— Ну, как машины?

— Что ж, сами себя возят, и то хорошо, — ответил Брагин. — А ремонт скажется там, в поле, в борозде. Там и настоящая проверка будет.

Гаранин расстегнул реглан и достал трубку. Висевшая на ниточке пуговица оторвалась и закатилась под колесо трактора. Брагин поднял ее и, отдавая Гаранину, сказал:

— А ты бы, секретарь, чем в Доме колхозника прозябать, переходил к нам. Я уеду, мать одна останется. Старуха она у меня разговорчивая, не скучно будет. Ну, конечно, и обед сготовит, и пуговицу пришьет.

Андрей вспомнил свой разговор с Гараниным и улыбнулся: интересно, что ответит секретарь.

Гаранин, тоже улыбаясь, посмотрел на Андрея и сказал, что принимает предложение. Поговорив еще некоторое время с трактористами, он ушел в другой угол двора.

Андрей попросил, чтобы Брагин вместе с ним посмотрел и его машины. Тот охотно согласился.

— У тебя помоложе, — сказал в заключение осмотра Брагин. — На твоих можно кое-кому еще и нос утереть. Ну — успеха!

Ключевский колхоз был одним из самых дальних, и Андрей выезжал сегодня же. У Брагина не было всех трактористов, и он собирался ехать на другой день. Они попрощались, и Андрей со своей бригадой тронулся со двора.

Одна за другой машины прошли широкие, открытые настежь ворота, миновали село и выехали в поле.

Часа через три вдали показалась Новая Березовка. Вот бы где хотелось ему работать, а не в Ключевском!

С пригорка село было видно все, до последнего дома, до последней яблони в садах. Виден был Андрею и тополь, посаженный им еще в детстве и теперь ставший большим, высоким деревом.

Как тут все близко и знакомо! Знаком каждый поворот улицы, каждый переулок, речка с крутыми берегами, школа. Здесь Андрей рос, учился, ловил огольцов в речке, а зимой катался по ее берегам на санках, здесь испытал первые в жизни радости и горести…

Ехать в Ключевское Андрею не хотелось, конечно, не только потому, что оно было чужим для него селом.

Год назад он приезжал с товарищем-сослуживцем в отпуск. Товарищ родом был из Ключевского и, когда Андрей как-то пришел к нему в гости, познакомил его с одной девушкой. Девушка Андрею понравилась. Думал, что и он ей понравился. Однако Соня за целый год так и не удосужилась ответить на его письмо. А сейчас у нее, говорят, уже другой есть. Очень бы не хотелось все это заново ворошить. А работая в Ключевском, так или иначе встречаться с ней придется…

Черные машины ползли с увала на увал, оставляя четкий глубокий след на дороге. Своим мощным ревом они будили безмолвствующие, пока еще спящие поля, спугивали с телеграфных столбов неуклюжих ворон.

Встретили трактористов в Ключевском хорошо. Поместили в просторном, вымытом к их приезду и прибранном доме на краю села, угостили сытным обедом. Трое из них — уже пожилой Илья Ефимович Груздев со своей женой Дарьей и еще совсем молодой парень Женя Мошкин — были из самого Ключевского и сразу же после обеда разошлись по домам. Остальные, вместе с учетчиком, начали обживаться на новом месте: один раскладывал вещи и вздыхал над помятой рубахой, в которой собирался показаться ключевским девушкам, другой вколачивал в стены гвозди и развешивал рабочие комбинезоны, а Иван Лохов, вчерашний солдат, еще не разучившийся обживаться на новом месте в два огляда и по-солдатски умеющий ценить отдых про запас, встав из-за стола, направился прямо к койке и завалился спать.

Андрей пошел в колхозное правление. Он сказал председателю, что хорошо бы заранее установить маршрут движения тракторов с участка на участок, с поля на поле.

— Это решай с бригадиром Соней Ярцевой, — ответила Татьяна Васильевна. — Она у нас в этих делах человек наторелый — ей и карты в руки.

«Вот, считай, и встретились — в первый же день!» — с досадой подумал Андрей.

Соню он нашел в колхозном клубе. Она сидела в читальне и вместе с Женей Мошкиным просматривала заметки в стенгазету.

Узнав, зачем он пришел, Соня сказала, что сейчас освободится, и попросила подождать.

Андрей отошел к окну, распахнул его и сел на подоконник.

Из палисадника густой струей хлынул в комнату пахучий весенний воздух. Пахло и мокрым деревом, и оттаявшей землей, и прошлогодним листом. А сильнее всего — тонким, чуть горьковатым запахом набухающих почек. Время от времени раздавалось тихое, похожее на шорох потрескивание — почки лопались. У некоторых уже начинали проглядывать будущие листочки — пока еще не зеленые, а темно-красные, еле-еле видные.

— Ну, давай, что еще у тебя там осталось, — недовольным тоном проговорила Соня. — Зайдешь на минуту, а просидишь битый час.

— Вот тут стихи, — неуверенно ответил Женя и пояснил: — В художественный отдел.

— Понятно, что не в передовую. Небось опять твоя работа?

Женя промолчал.

— Так, так. «И глаза ее с тех пор не дают покоя мне». Гм!.. «Даже вижу их во сне». Эх, Женя, Женя! Комсомолец, тракторист — так нет же, дай еще буду и стихи сочинять. И ладно бы получалось как следует, а то ведь…

— Так это ж лирические стихи, — начал защищать свое творчество Женя. — Весенние лирические стихи.

— Ну и что же, что лирические? А зачем в них туману напускать? И вообще, взял бы да написал простую заметочку о своей подготовке к севу, обязательство бы в ней взял — как бы хорошо было! А такой стишок разве что тебе самому читать интересно. Очень уж тут все туманно, не сразу и поймешь, что к чему. Вот, к примеру, ты про глаза пишешь, а какие у нее глаза — не указано.

— Какие? — Женя посмотрел на Соню, на секунду встретился с ее черными глазами и ответил: — Черные. А что?

— Да нет, ничего, — уже не так сердито сказала несколько смущенная Соня. — Я просто к примеру… Но смотри, что у тебя дальше? Дальше у тебя даже жаворонки про ее глаза поют. Это к чему? Это же смешно. Жаворонки про солнце поют, весне радуются, если ты хочешь знать… Вот к карикатурам ты подписи в стихах делаешь — это у тебя здорово получается, это я люблю, а здесь… Дай почитать другим членам редколлегии, а я лично не советовала бы… Все! Об «отделе юмора», приду вечером, договоримся, сейчас некогда, видишь, человек ждет…