Семён Шуртаков - Вершина Столетова

Выручил подвернувшийся на счастье Галышев. Пошли втроем. Васюнин, с холщовой толстовкой на одной руке и с тростью, которой он обивал пыль с пожухлых придорожных трав, в другой, бодро шагал впереди. Ольга с Галышевым — за ним следом.

Казалось, что земля гремит под каблуками — такой сухой и твердой она была. На небе по-прежнему не появлялось ни одного облачка.

— Ваша правда, Ольга Сергевна, — близоруко щурясь на желтеющее поле яровой пшеницы, сказал Васюнин. — Хотя зимой я вас и отговаривал, а как теперь вижу, зря…

Главный агроном, кажется, впервые назвал Ольгу по имени-отчеству, — так обращался он только к людям высокоуважаемым. И в другой раз и это уважительное обращение, и признание Васюниным своей неправоты, наверное, немало обрадовали бы ее. Но сейчас, в дни всеобщего бедствия, это казалось таким незначительным, маловажным, что Ольга даже и слушала Васюнина рассеянно. Она глядела на соседний участок стеблистой, но мелкоколосой ржи, с участка переводила взгляд на медленно удаляющегося по его краю Галышева (он пошел к себе в бригаду) и тяжело вздыхала.

— Да, конечно, — снова заговорил Васюнин, — без воды, без орошения и это поле, надо думать, разделило бы общую грустную участь…

Ольга понимала, что хочет сказать этим Васюнин, и надо бы ответить ему, что дело не в одном орошении, а еще и в правильной агротехнике. Но сейчас даже и возражать Васюнину не хотелось. А он, по-своему поняв молчание Ольги, продолжал:

— Недаром еще в Древнем Египте… — Тут следовал пространный рассказ о том, как хорошо было поставлено оросительное дело у древних египтян. Васюнин был человеком образованным, начитанным, и в его рассказе не было недостатка ни в цифрах, ни в исторических фактах, хотя и повествовал он о них со свойственной ему суховатостью. Ольга по-прежнему слушала его невнимательно. Хорошо, что Васюнин разговорчив сегодня против обыкновения: идти рядом и обоим молчать — куда хуже.

В правлении, когда они туда пришли, мать говорила по телефону.

— Что, что сказано про тока? — переспрашивала она, затем, прижимая трубку плечом, записывала в толстую книгу. — «Привести в порядок крытые тока, где нет — построить». Все? Ну, и слава богу!

Виктор Давыдович сел к столу, Ольга — поодаль, у окна.

— Вот новую телефонограмму получила, — обращаясь к Васюнину, сказала Татьяна Васильевна и хлопнула ладонью по пухлой бухгалтерской книге. — Еще полгода не прошло, а книгу уже дописываем. Не многовато ли?

Виктор Давыдович неопределенно пожал плечами.

— Я, конечно, понимаю, указания нам давать надо, — продолжала Татьяна Васильевна. — Но хоть бы чуть поменьше. И потолковей. А то ведь что получается? Вот сейчас передали. И чего только тут не указано: и развернуть борьбу с засухой, и придать самое серьезное внимание орошению, и крытый ток построить, и даже про бестарки что-то упомянуто. А к чему? Разве я сама не знаю, что к уборке надо и бестарки приготовить и другое-третье? Знаю, потому что, слава богу, не первый год хлеб молотить собираемся. А крытого тока, если бы у нас не было, все равно бы построить не успели. Про орошенье и говорить не приходится. Пораньше бы надо, весной, или того раньше, прошлой осенью, а теперь что же, придавай ему хоть самое рассерьезное внимание — поздно. Поздно!

— Видите ли, Татьяна Васильевна, — вежливо кашлянув, сказал Васюнин. — Председатели у нас разного опыта, разного уровня знаний, и то, что для вас и так ясно, как дважды два, другому надо объяснять, напоминать, требовать. И оно хорошо бы, конечно, спускать указания каждому колхозу отдельно. Но вы и сами согласитесь, что это невозможное дело: сорок три колхоза — сорок три телефонограммы. Тогда руководителям района день и ночь только на одних телефонограммах сидеть надо.

— А может, совсем без них? — робко спросила Татьяна Васильевна. — Приехать в колхоз, посмотреть, что и как, и на месте во всем разобраться?

— Мне думается, одно другому не мешает, — примирительно улыбаясь, сказал Васюнин. — Сам я, правда, грешен, редко вырываюсь на места, а Сосницкий к вам, поди, через два на третий заглядывает.

— Так-то так, да ведь он приедет и опять же не дело спросит, а про эту телефонограмму: выполнена ли? Получается, что опять все в бумагу упирается. Может, я что недопонимаю тут, а только по-другому бы как-то надо.

— Понимаю вас, Татьяна Васильевна, но… — Васюнин сожалеюще пожал плечами, — но не нам менять не нами установленные методы руководства.

Он поговорил о видах на урожай, о приросте поголовья скота, о том о сем, а прощаясь, ткнул пальцем в книгу и полушутливо-полусерьезно напомнил:

— Как исполните — постарайтесь донести параллельно и райкому и нам, в МТС.

— Ладно, постараемся, — устало ответила Татьяна Васильевна.

В Ключевское Васюнин приехал на своей обтрепанной, вконец заезженной машине. Машина была так стара, что никто толком уже не помнил, как и когда она попала в район, и даже специалисты затруднялись определить ее марку. Редкий выезд из районного центра обходился без дорожных приключений, то есть без двух-трех остановок в пути.

Не удивительно, что по полям Васюнин ходил пешком. «Не надо искушать дьявола», — говорил он при этом.

Машина была необычайно чувствительна ко всякому лишнему пассажиру, и по этой причине Васюнин редко брал кого-нибудь с собой. Однако на сей раз, надо думать, в знак особого расположения, он почти без колебаний предложил Ольге место на заднем сиденье. И опять она не оценила по достоинству этого благородного жеста. Машина натужно тарахтела, позванивала, поскрипывала, разговаривать в ней было трудно, а значит, можно было хоть всю дорогу молчать — это лишь и отметила Ольга с удовлетворением.

Доехали благополучно.

Ольга прошла к себе и лениво, как все, что она делала в этот день, занялась бумагами. Надо было уже давно составить отчет в область о проделанном по весне укреплении оврагов.

«Староберезовским колхозом в этом отношении сделана наибольшая… наибольшая… наименьшая… Фу! Откуда у меня такая вялость? Прямо ничего в голову не идет… И мать тоже не в свое дело вмешивается… А уж душно-то как! Даже горло перехватывает!.. От жары и карта моя, как береста, в трубочку свернулась…»

Ольга отложила отчет и развернула карту, придавив верхний край ее чернильницей и пресс-папье. Еще когда-то район будет таким! А пока, пока поливной площади в колхозах еще маловато и суховей по-хозяйски разгуливает по полям и выжигает хлеба…

В свое время многие трудности казались Ольге почти непреодолимыми. Сейчас все это, заслоненное надвинувшейся бедой, выглядело таким простым и легким. Все трудное, что встречалось до сих пор, все же было по плечу человеку, хотя и не сразу, но расступалось перед его умом и работящими руками. Сейчас пришло нечто неподвластное человеку, находящееся за пределами его сил.