Кейт Куинн - Сеть Алисы

Она скрылась в своем номере, и я поспешила в свой. Не было ни малейшего желания оставаться наедине с Финном.

Усевшись на узкую кровать, я поужинала скверными бутербродами. Потом в маленькой раковине простирнула белье и блузку. Видимо, скоро придется подкупить себе одежды. Затем, собравшись с духом, спустилась в холл, где был телефон. Я не собиралась посвящать мать в свои планы (а то еще заявится с полицией – ведь пока что я несовершеннолетняя), но просто известить, что я жива-здорова. Однако портье «Дельфина» сказал, что мать выехала из отеля. На всякий случай я оставила ей сообщение и, с тяжелым сердцем повесив трубку, пошла обратно в свой номер. Вдруг накатила страшная усталость. Весь день я просто сидела в машине, но чувствовала себя обессиленной напрочь. Последнее время это случалось часто, и я узнавала еще один признак Маленькой Неурядицы.

Отгоняя мысли о ней, я вошла в свою комнату. Завтра – в Рубе. По правде, ехать туда совсем не хотелось. Эва уверяла, что нужно переговорить с ее знакомой, которая может что-нибудь знать, но ведь я уже все выяснила у своей тетки. Розу отправили рожать в какой-то южный поселок, потом она перебралась в Лимож, где искала работу. Вот туда-то я и хотела поехать, а Рубе и сомнительная знакомая Эвы меня ничуть не интересовали.

Я присела на край кровати. В груди моей теплилась надежда, которой одарил жуткий час в обществе тети Жанны. Да, всеми силами я старалась себя убедить, что Роза могла уцелеть, и все равно противная мыслишка не давала покоя: твои родители правы – ее нет в живых. Иначе она, кого я любила как родную сестру, она, так боявшаяся одиночества, уже давно нашла бы способ дать знать о себе.

Но ведь все родные от нее отвернулись и, сплавив рожать ублюдка, умыли руки… А я знала Розин характер, гордый и вспыльчивый. Она бы никогда не вернулась в родительский дом, из которого ее вышвырнули.

И вполне понятно, почему она не поделилась своими бедами со мной. С какой стати? В нашу последнюю встречу я еще была девчонкой, которую нужно опекать, а не посвящать в свои неприятности. И потом, к позору постепенно привыкаешь. Не уверена, что я бы решилась написать Розе о своей Маленькой Неурядице, даже если б у меня был адрес. Встреться мы лицом к лицу, я бы, наверное, поплакала у нее на плече, но доверять такое бумаге – все равно что черным по белому расписаться в своем бесчестье.

Если Роза жива, она, может быть, и сейчас в Лиможе. Со своим ребенком. Мальчик у нее или девочка? – подумала я и тихонько рассмеялась. У Розы – ребенок! Я посмотрела на свой относительно плоский безобидный живот, одарявший меня попеременно тошнотой и усталостью, и глаза мои заволокло слезами.

– Ох, Роза, – прошептала я. – Как же мы так напортачили?

Да нет, напортачила я одна. Роза нашла свою любовь в облике продавца книжного магазина, участника Сопротивления. Наверное, такой парень мог ей понравиться. Интересно, этот Этьен блондин или шатен? Какой цвет волос достался ребенку? Что стало с Этьеном после ареста, жив ли он? Видимо, нет. Столько народу сгинуло, мы только начинаем понимать ужасающий размах потерь. Скорее всего, парень погиб, и Роза, если жива, осталась одна. Брошена, как в том прованском кафе.

Ненадолго, Роза. Я приду к тебе, клянусь . Я не сумела спасти своего брата, но еще был шанс спасти ее.

– И тогда я, возможно, пойму, что делать с тобой, – сказала я своему животу.

Я не хотела этого ребенка, я не знала, как мне быть. Но в последние дни тошнота внесла полную ясность: больше не выйдет просто игнорировать ситуацию.

За окном уже спустилась тихая и теплая французская ночь. Я забралась в постель, глаза мои слипались. Не скажу, успела ли я провалиться в сон до того, как дикий вопль распорол ночную тишину.

Он буквально сбросил меня с кровати. Сердце мое колотилось, во рту пересохло, а вопль все не стихал. Кричала женщина, и крик ее был полон ужаса и муки.

Я пулей вылетела в коридор, где увидела Финна, босого, в майке. Открывались двери других номеров.

– Что происходит? – выдохнула я.

Не ответив, Финн шагнул к двери между нашими номерами – единственной, из-под которой виднелась полоска желтоватого света. Вопль рвался из этой комнаты.

– Гардинер! – Финн задергал дверную ручку, и крик мгновенно осекся, словно кому-то полоснули ножом по взбухшему горлу. А я отчетливо услышала щелчок взведенного курка. – Гардинер, я вхожу! – Финн со всей силы саданул плечом в дверь.

Противно взвизгнули сорванные гвозди, хлипкая задвижка отлетела, свет из номера пролился в коридор. Эва высилась башней, седые космы ее растрепались, глаза напоминали бездонные ямы. Увидев Финна, из-за спины которого выглядывала я, она вскинула «люгер» и нажала собачку.

Я заорала и, повалившись на пол, свернулась клубком. Однако боек ударил в пустой патронник. Финн вырвал у Эвы пистолет, после чего она отхаркнула грязное ругательство и попыталась выцарапать ему глаза, но шотландец отбросил «люгер» на кровать и схватил ее за костлявые запястья. Финн обернулся ко мне, я с изумлением увидела, что он абсолютно спокоен.

– Пока кто-нибудь не вызвал полицию, разыщите ночного портье и уверьте его, что все в порядке, – сказал он, не выпуская Эву, матерившуюся на французском и немецком. – Нам ни к чему среди ночи искать другую гостиницу.

– Но как же… – Я не могла отвести глаз от пистолета, валявшегося на кровати.

Она стреляла в нас . Только сейчас я заметила, что руки мои крепко обхватили Маленькую Неурядицу.

– Скажите, ей привиделся кошмар.

Финн посмотрел на Эву. Ругаться она перестала и лишь хрипло, прерывисто дышала. Глаза ее невидяще уставились в стенку. Она явно пребывала неведомо где.

Услышав возмущенное брюзжание, я обернулась и увидела заспанного хозяина гостиницы.

– Ради бога, простите, – сказала я по-французски и поспешно прикрыла дверь, скрывая странную живую картину. – Бабушке моей приснился кошмар…

Медоточивые речи на корявом французском я, заскочив в свой номер, подкрепила горстью франков. Наконец хозяин отбыл, и я осмелилась заглянуть в соседнюю комнату.

Финн усадил Эву в углу, откуда хорошо просматривались дверь и окно. Он накинул одеяло ей на плечи, а стул развернул так, чтобы она могла привалиться затылком к стене. Присев на корточки, он тихонько с ней разговаривал; потом медленно положил фляжку с виски ей на колени.

Эва что-то пробормотала. Мне послышалось имя «Рене», и я вся покрылась мурашками.

– Его здесь нет, – успокоил Финн.

– Эта тварь во мне, – прошелестела Эва.

– Я понимаю. – Рукояткой вперед Финн подал ей «люгер».

– Вы с ума сошли? – просипела я, но он остерегающе вскинул руку.

Эва молчала, мутный взгляд ее перебегал с двери на окно. Изуродованные пальцы вцепились в пистолет.