Лариса Храпова - Терек - река бурная

Приехал верхом, отважно пробиваясь через заснеженные степи и враждебные казачьи станицы. На заросшем пушком юном лице яркими углями горели глаза. Едва он появился на трибуне съезда, еще не слыша его голоса, делегаты стали аплодировать. Казаки хлопали сдержанно, настороженно, но слова чеченца тотчас заставили их забыть сдержанность.

— Слух о войне ложен! Он спровоцирован теми, кто хочет опять поссорить мой народ с казаками. Чтобы поверили вы мне, я отдаю себя вам в заложники… Вот я, здесь, убейте меня, если я сказал неправду!

Стоя на самом краю авансцены, будто собираясь взлететь над толпой, Шерипов рубил воздух рукой, зажавшей в страстном порыве мохнатую папаху:

— Земли нужно отобрать и у казачьих верхов и у чеченских мулл и ходжей! Это может сделать только Советская власть… Да здравствует Советская власть и партия большевиков!

Зал загремел, охваченный единым порывом. Обнять Шерипова на сцену взбежало несколько кабардинцев и осетин.

На трибуне бок о бок оказались Бетал Калмыков и Георгий Цаголов:

— Мы, кабардинцы, все как один стоим за мир, за свободу, за Совет Народных Комиссаров! Только они дадут нам мир, землю и свободу!

— От имени осетинской революционно-демократической организации "Кермен", от имени трудового осетинского народа приветствую власть Советов! Кто хочет жить с помещиками и царем — выходи из зала! Кто с нами — оставайся!

— Да здравствует Советская власть!

— Да здравствует Совет Народных Комиссаров! — подхватили балкарские и ингушские делегаты.

Киров, находящийся в это время в последних рядах, бегом бросился из зала в фойе, оттуда через заднюю дверь на сцену. Решительным шагом он прошел на трибуну, поднял руку. В президиуме — в этот день председательствовали делегаты из меньшевиков и эсеров — поднялся шум возмущения. Старик в пенсне, с багровым носиком, застучал по графину, тонким визгливым голосом повелевая Кирову не нарушать демократии съезда.

— Вам слова не давали! Это противно всяким правилам! — кричали из президиума.

А из зала кто-то из иногородцев крикнул дерзко и озорно:

— Браво, Мироныч! Куй железо, пока горячо!

Суетливо дергая локтями, из рядов казаков выбрался и побежал к сцене николаевский учитель Козлов. Мефодий закричал срывающимся от волнения голосом:

— Эсеровский прихвостень! Не слухайте его!

Старичок с багровым носиком демонстративно объявил слово "казака Козлова".

Торопливо вытирая пальцами запотевшие вдруг стекла пенсне, Козлов, теснимый кабардинскими делегатами, с самого краешка авансцены машинально поклонился залу и объявил:

— Казачья фракция в основном согласна с предложениями товарищей кабардинцев и осетин, но просит перерыва для своего экстренного заседания…

— Перерыв, перерыв! — подхватили первые ряды, где среди других социалистов сидели эсеры и меньшевики.

Но помешать решению вопроса уже было невозможно. Из казачьих рядов разноголосо кричали:

— От казаков его не уполномачивали! Чего за всех говоришь? Язву те на язык!

Киров, не собиравшийся выходить из-за трибуны, обратился в президиум:

— Часть съезда вносит предложение — надо проголосовать. В этом и есть демократия.

Кабардинцы и осетины, стеной выстроившиеся на авансцене, подхватили:

— Голосуйте наше предложение…

А под сводами зала уже гремело: "Да здравствует Советская власть!"

…Через час Киров, Калмыков, Цаголов, Такоев, Бутырин вышли на балкон Народного дома, перед которым шумело и волновалось море демонстрантов. Трудяшиеся, поднятые пятигорским комитетом большевистской партии, пришли одобрить решение съезда о провозглашении власти Советов. И когда Киров охрипшим и счастливым голосом сообщил это решение расцвеченной флагами толпе, мощное ликующее "ура!", подхваченное сквозным мартовским ветром, ворвалось в здание через настежь открытые окна, раскатисто отозвалось под высоким сводом большого зала. Люди обнимались, поздравляя друг друга, в кружках молодежи танцевали.

За радостным возбуждением мало кто заметил, как в нижнем этаже с громким стуком запахнулось одно из окон. Закрывшая его рука, нервно подрагивая, поиграла часовой цепочкой, болтавшейся на животе.

— Эта животная радость толпы нервирует меня, — брезгливо поджимая губы, проговорил Мамулов.

— Если не сказать большего, — явственно скрипнул разболевшимися зубами другой эсеровский вожак — Орлов.

Забыв свою насмешницу Асмик, Мамулов смотрел в окно, повернувшись боком к сидевшим в тесной прокуренной комнате эсерам и атаманам казачьих линий, и всем было хорошо видно на светлом фоне его купеческое брюшко. У казаков, затвердевших телами в походах, на вольном ветру, и прокопченных у бивуачных костров, этот мягкий жирок вызывал смутное недоверие, и они охотней обращались к Орлову, Рымарю и сидевшему между ними сатанински черному горбоносому осетину, которого на съезде никто из них не видел.

Говорил Орлов. Говорил медлительным, будто застревающим в больных зубах голосом:

— Чтобы изгнать большевиков с Терека, а горцев запереть в горах, нам не обойтись без союзников. Их мы уже имеем на Кубани, в Дагестане… Английская миссия к нам благоволит. Нынешнее немецкое наступление в сто крат помножит силы наших союзников. Есть у нас сведения, что армия генералов Алексеева и Корнилова успешно выдвинулась из Сальских степей. Таким образом, выступление наше не явится островным, оно будет лишь звеном большой цепи. Главное сейчас — сорвать или временно затянуть осуществление решений съезда… Сейчас нам на съезде нечего больше делать… Можно ехать по местам и браться за дело: скопить оружие, создать нужное настроение в станицах…

Орлов налег на стол, где была разложена карта Терской области, пошарил на ней пальцем. Присутствующие теснее сгрудились над столом, следя за орловским пальцем с щегольски отточенным узким ногтем.

— Центром восстания нами намечен Моздок… Время вам будет сообщено дополнительно, ждите сигнала. Осуществление плана общего восстания казаков совместно с эсерами нашим центром возложено на господина инженера Бичерахова. Имею честь представить его…

Орлов встал одновременно с горбоносым осетином, который, не торопясь, поклонился всем вместе и одновременно никому таким надменным, изысканно-вежливым поклоном, что у казаков, всегда уважавших сильное, не склонное к панибратству начальство, невольно подтянулись животы, распрямились, как на смотре, плечи.

— Держится браво, хотя и туземец, — откровенно отметил на ухо Козлову Халин.

Учитель, погладив шелковистую бородку, напыщенным шепотом ответил:

— Увы, пред ликом классового врага мы должны смирить свою национальную неприязнь…