Галина Пономарёва - Щит и вера [litres]

Разбудил нас громкий свисток. Это был подъём. В барак ворвались пять эсэсовцев, они набросились на нас, стали избивать резиновыми дубинками, сопровождая всё криками:

– Schnell! Schnell! Russischе Schwein!

Капо суетно строил заключённых в коридоре между нарами.

Закрывая руками голову от сыплющихся ударов, вместе с другими узниками я выбежал на Appellplatz. Началась перекличка. Переходя от блока к блоку, каждый заключённый должен был громко выкрикнуть свой номер! Их было порядка трёх тысяч с лишним! После этого отрядами человек по 50–60 мы пошли на работы. Весь наш блок, поделённый на отряды, Arbeitskommandos, разошёлся по местам работы. Я работал в каменоломне. Это небольшой горный развал, каменистое ущелье, в котором узники кирками разбивали горную породу. Её большими камнями весом в среднем 25–30 кг каждый узник должен был поднимать наверх, где на тачках её увозили в заготовленные контейнеры. 186 ступеней вверх под охраной автоматчиков и постоянно лающих собак. Я видел, как некоторые падали, обессилев от этого тяжёлого труда. Немцы автоматной очередью «освобождали» от мучений несчастного и сбрасывали тело со «стены парашютистов» в ущелье. Здесь работало много отрядов из разных блоков, люди разного возраста, с красными винкелями и разными буквами внутри них. Я сразу понял, насколько многонациональны пленные. Казалось, что здесь заключена вся Европа. Отработали мы часов семь. Опять свисток, все побросали камни, тележки и опять строем пошли на аппель. После переклички разошлись по блокам. Кибель-команда вкатила большой котёл с похлёбкой, а блочный раздал каждому по кусочку хлеба граммов по 100–150. На обед отводилось не больше тридцати минут. Потом опять построение и 186 ступеней вниз в карьер. Работы шли до наступления темноты. Уже при свете прожекторов – вечерний аппель, блок, баланда. Всё тело болело, руки тряслись от усталости, ноги скрючились в судорогах. Немного полежав, заключённые потихоньку заговорили. Капо, тоже из пленных, сказал, что сегодня с работы в блок вернулись все. Это воспринялось в качестве хорошей вести.

Через пару недель мы, новички, уже внешне ничем не отличались от других узников. Я заметил, что после отбоя мой Василь, он оказался из Белоруссии, часто исчезал. Спросить об этом у кого-нибудь или у Василя я не решался. К нам всё ещё в блоке относились настороженно. Как позднее я узнал, немцами подсаживались в блоки предатели. Распознать их было сложно, чаще всего это был кто-то из заключённых. Ко мне, как и ко многим, присматривались. Я тоже наблюдал и не спешил заводить знакомства. Заметил, что небольшая группа из блока держалась как-то по-особенному. Они часто о чём-то шептались после отбоя. Слов не было слышно. Василёк всё время крутился с ними. Капо и блочный не обращали на это внимания. Среди пленных нашего блока несколько человек настолько ослабели, что утром могли стоять и работать только при поддержке товарищей. И вот после отбоя, ночью в ворота крадучись зашёл Василёк и с ним ещё кто-то. По разговору я понял, что это иностранец, слишком уж большой акцент выдавал его. Пробежал лёгкий ропот среди заключённых. Многие повставали со своих мест, а капо вышел за ворота наружу.

Я тоже встал. Двое иностранцев стали выкладывать на общий дощатый стол продукты: несколько кусков хлеба, сахар, две банки с тушёнкой, шоколад, ещё какие-то баночки и брикеты. Блочный, Иван, отсчитал весь провиант. Никто из узников не набросился на это сокровище. Тут же появился кипяток, заварен чай, немного подсластили его, и каждому была налита кружка этого чудесного напитка и роздан кусочек хлеба. Вот, я вам скажу, какой героизм проявлял Австрийский союз молодёжи и австро-немецкие коммунисты! Я понял, что наш «карантин» в блоке завершён. Я и мои товарищи получили доверие со стороны заключённых. Немецкие товарищи периодически подкармливали нас, особенно ослабевших узников, доставали лекарства для заболевших. Как они это делали, являясь такими же заключёнными, я не знаю! А мой Василёк был связным с интернациональным комитетом, который функционировал в лагере! Он никому не говорил о том, каким образом ему удавалось это делать. Не хотел подвергать опасности людей. Вот так я узнал о героическом интернациональном подполье, которое распространяло среди пленных сведения о боевых сражениях на фронтах, спасало людей от неминуемой смерти! Продуктовый запас шёл в пользу ослабевших или раздавался узникам после сверхтяжёлых работ холодными зимними ночами. Так мы все держались. Я, как и большинство, не знал их имён! Это были настоящие герои! Не знаю, жива ли о них память на их родине. Но в памяти каждого заключённого Маутхаузена она жива. Блочный и капо, они спасали нас, обессиленных и ослабевших. Однако для большинства заключённых эти два человека были предателями, изменниками, прислужниками фашистов! И где-нибудь в немецких архивах лежат документы, подтверждающие их предательство! Кто в этом будет разбираться сейчас? А тогда все мы, заключённые, верили в справедливость и правосудие! Наверняка большинство из фашистских прислужников в лагерях были действительно предателями. Но среди них были и такие, которые пошли на это во имя спасения других! И они очень рисковали своей жизнью!

В лагере были санитарные дни. Немцы – народ аккуратный. После процедуры «закаливания» всех загоняли в медицинский блок – ревир. Там нас слушали врачи, взвешивали, проводили медицинский осмотр. Чистенькие, в белых халатиках женщины и мужчины весело разговаривали между собой, улыбались нам, часто позировали перед фотообъективами и камерами. Средний вес заключённого составлял 28 кг, а вес камней, которые мы поднимали из каменоломни, доходил до 25 кг! Но санитарные дни были пострашнее работы в каменоломнях. Там Доктор Смерть делал свой зловещий отбор! И этому уже обречённому узнику ничем нельзя было помочь! Доктор Смерть проводил ампутации конечностей ног и рук без наркоза, делались различные инъекции прямо в сердце. Это были яды, бензин или ещё что-нибудь. Отбирали всяких: более крепких, на которых нелюди в белых халатах проводили свои зверские эксперименты, отбирали тех, кто весил меньше 25 кг. Эти узники поступали в распоряжение Кребхарда, который на них проводил испытания смертельных газов. Их загоняли в блок пыток, помещение для расстрелов, а оттуда их тела «небесная команда» доставляла на специальных тележках в крематорий, чёрный дым из которого шёл почти всегда. Ежедневно, во время нашей работы, эта команда делала обход по блокам и собирала трупы, иногда даже ещё живых людей, которые не смогли выйти на работы. Санитарные дни были воротами в ад!

Доставляли новых узников. Евреи не задерживались вовсе. После процедуры «закаливания» их вели в баню, так думали они, несчастные! Это были газовые камеры, которые очень схожи с моечной банного отделения. А когда камеры заполнялись, но люди ещё оставались, то их живьём отправляли в крематорий!