Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

— Да, да! Попытаемся, что тут такого?.. — вмешался мелик Бархудар. — Может быть, и найдем общий язык с пашою и отведем его от мысли идти на нашу страну.

Мхитар одобрительно взглянул на Бархудара.

Хотя Бархудар и был преисполнен ненависти к Мхитару, хотя он и не желал его первенства, но ему была по душе твердая позиция Мхитара — сохранить в независимости созданное в Сюнике и Арцахе государство. Будучи самым богатым меликом Сюника, Бархудар хорошо понимал, что только при родной власти он сможет удержать свое меликство. Он знал также, что как он, так и другие мелики лишатся родового наследства, как только страна попадет под власть османцев. В завоеванных странах султан уничтожал родовые княжества и передавал их земли своим пашам. Вот почему Бархудар был готов на всякие жертвы, лишь бы страна сохранила свою независимость.

Тишину вновь нарушил излишне громкий голос Тэр-Аветиса.

— Поехать — поеду, властитель, — сказал он, заметно обиженный. — Но что скажут отцы церкви, народ?.. «Идете к туркам? Может, хотите веру нашу продать, дабы головы свои спасти?» — скажут они. Вот в чем опасность. Они не одобрят наш поступок.

— А я и не жду одобрения духовных отцов, — с притворным спокойствием ответил Мхитар. — Народу нужен мир, а как мы добьемся его, это не дело святых отцов. Наши церковные сановники всегда стремились сами вести торги, и не по той ли причине нас всегда враги водили за нос. Довольно! Судьбу нашей страны должны решать не отцы церкви, а мы сами.

— Эчмиадзин покорился турку! — воскликнул князь Баяндур. — И не виновны ли в этом святые отцы в Эчмиадзине, Тэр-Аветис?

Мелики понимали, что Тэр-Аветис, так же как и любой из них, считает для себя унизительной порученную миссию. Но они знали также, что Мхитар не уступит.

— Хорошо! Поеду! — вздохнул тысяцкий. — Но что я должен вымаливать у турок?

— Почему вымаливать? — удивился Мхитар. — Разве не мы побеждали в битвах с ними? Умолять не о чем. Твоя цель — разузнать, что думают турки, какая у них сила военная. Как посланник победившей страны, ты вправе требовать у Абдуллы немедленно вернуть завоеванный ими Эчмиадзин и Ереван. Требуй настоятельно, чтоб он не подумал, будто, захватив Тавриз и окружив нас с четырех сторон, может праздновать свою победу. Отправляйся и еще раз напомни им о Мараге и Варанде.

— Это уже другое дело, — вздохнул несколько облегченно Тэр-Аветис. — Если так, то, конечно, достойная миссия. А я думал, что должен отправиться к паше, подобно нищему с протянутой рукой.

Решение Мхитара было неожиданным и для меликов. Их самолюбие было задето тем, что Мхитар не посоветовался с ними, не спросил, кого направить с посольством. Почему он пренебрегает старейшинами и только повелевает, возмущались они. Но некоторым из старейшин, среди которых был Мовсес, нравилась решительность Мхитара. «Кто-то должен повелевать», — думали они.

Мхитар приказал военачальникам не покидать города и пошел отдыхать. Было за полночь. Слышался одиночный лай собак. Хмурое небо бледно освещалось редкими звездами.

Мхитар решил послать посольство также в Баку, к главнокомандующему русской армией генералу Голицыну, чтобы добиться помощи у русских. Главою посольства он назначил князя Баяндура, помощниками — мелика Багра из Варанды и Нагаш Акопа. Последнему это высокое поручение было не по душе, однако он не стал возражать Верховному властителю. Переехав из Эчмиадзина в Алидзор, Нагаш намеревался приступить к созданию своей мастерской, но смерть Давид-Бека помешала этому.

О кончине своего благодетеля он узнал по пути в Алидзор. Он посетил могилу Бека и всю ночь оплакивал потерю великого человека. Нагаш хорошо понимал, что теперь ему уже не следует думать о скором осуществлении своей мечты. Близилась новая война, и вряд ли Мхитар найдет время и средства, чтобы помочь ему.

И вот мрачный и расстроенный Нагаш Акоп в составе посольства князя Баяндура спустился с армянского нагорья в Муганскую низменность.

Августовское солнце скрылось за горизонтом. Синева сумерек окутала безбрежную равнину. Игра предвечерних красок оживила на миг художника, но это продолжалось недолго. В тумане исчезли раскаленные дневным зноем небольшие песчаные холмы. На мохнатых листочках степных колючек появились капельки влаги. С Кавказских гор пронесся над степью теплый ветер.

Уже шестой день, как армянское посольство продвигалось по знойной Муганской степи к морю. В мертвой пустыне не было ни единого живого существа. Лишь с наступлением сумерек высоко в небе парили горные орлы да из-под колючих кустов выползали одурманенные зноем змеи.

Привыкшие к горной прохладе армяне томились под огненными лучами раскаленного солнца и только в вечерние часы, почувствовав некоторое облегчение, начинали оживленно разговаривать, вспоминали родные края, близких.

Они ехали уже шестую ночь напролет. Нагаш Акоп, проявляя удивительную осведомленность в дороге, ехал впереди.

— До побережья осталось немного, — сказал он в полночь князю Баяндуру, — на рассвете увидим море.

— Слава богу, проехали благополучно.

— Бога будем славить потом, когда вернемся домой живыми. Никто не может представить, что нас еще ожидает в том обиталище зла. Муганская степь кишмя кишит разбойниками. Правда, воины конного разведывательного полка русской армии, что создал еще покойный Петрос ди Саркис Гиланенц из армянских всадников, когда преследуют разбойников, то проникают в самую глубь пустыни.

— А велика ли эта армянская конница? — спросил Баяндур.

— Вначале была малочисленна, потом пополнилась армянами, пришедшими из Арцаха, Тифлиса, с Северного Кавказа. А с джугинским купцом Петросом ди Саркис Гиланенцем я был знаком лично. Мужественный и благородный человек, и хоть ростом не выдался, но казался красавцем. Русский царь многим обязан ему. Только пал Саркис в одном из сражений. Мир праху его…

— Аминь!

— Ныне в отряде более полутора тысяч всадников. Гиланенца теперь заменяет его помощник — Агазар ди Хачик, храбрый арцахский юноша, любимец русской императрицы.

Много любопытного рассказал Нагаш Акоп об армянской коннице. Князь с интересом слушал его. Мерцающие на сером небе звезды постепенно тускнели в предрассветной мгле. Пустыня становилась таинственной, страшной. Князь Баяндур приказал зарядить ружья. Каждую минуту можно было ожидать непредвиденного.

В рассеивающейся мгле вспыхнул слабый огонек и исчез. За песчаным холмом раздался вой степного волка. Послышался клекот коршуна. Мертвая пустыня подавала признаки жизни.

— Подъезжаем, — сказал художник.

Лошади, почуяв прохладу моря, зафыркали. Вдруг из-за холма выскочила группа всадников и, подскакав к посольству, преградила ему путь. В предрассветной дымке различались их треугольные шлемы, белые панталоны и оружие.