Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

— Что велел сообщить мне армянский Верховный властитель? — услышал Есаи голос паши и оглянулся.

— Наш венценосец и наша гордость желает тебе и твоему войску здоровья, — ответил спокойно Тэр-Аветис. Есаи удивился: как может Мхитар желать здоровья этому паше? — Мы не хотим, чтобы войско султана, да поместит его господь рядом с собою, воюющего с нашими и вашими врагами — персами, напрасно проливало кровь в наших горах, как это случилось в Варанде, при Мараге и под Ереваном.

Тэр-Аветис, бросив взгляд на пашей, заметил, как они нахмурились. Он знал, что задевает их раны, обрадовался и продолжал спокойным тоном:

— Наш властитель и мы хотим мира, хотим прекратить кровопролитье. Пусть каждый из наших народов живет для себя.

— А если властелин вселенной султан прикажет мне вступить в вашу страну? — спросил сераскяр.

— Ты уже был у нас, достойный паша. Твое войско вновь будет уничтожено. И от этого выиграет бежавший в сторону Хорасана шах Тахмаз, — ответил Тэр-Аветис.

— Ты предсказатель или посол? — не вытерпел и вмешался Ялгуз Гасан.

Тэр-Аветис сделал вид, что не слышит его, и продолжал прежним тоном:

— Мы пришли говорить с вами голосом благоразумия, чтобы не загремели громы войны.

— Покоритесь нам — и восторжествует благоразумие, — сказал Абдулла.

— У нас нет намерения покоряться кому бы то ни было.

— Ты хочешь побить нас своим языком? — снова заговорил Ялгуз Гасан паша.

Абдулла косо посмотрел на него. Тэр-Аветис, не глядя на пашу, злобно бросил:

— Пусть почтенный паша не забывает настоящих битв.

Абдулла призадумался. Конечно, он мог приказать сейчас же сжечь послов на костре, но благоразумие военачальника сдерживало его. Он знал, что победить армянское войско в сражениях трудно. Они будут сражаться до последнего воина. Значит, нужны другие средства, иным способом нужно сломить силу врага.

— Почему вы противитесь нам, раз эти земли не ваши? — спросил строго паша. — Разве вам неизвестно, что страны, расположенные по эту сторону от слияния Куры и Аракса, переданы нам?

— Известно, — ответил Тэр-Аветис, — но никто не имеет права исконные земли одних отдавать другим. Это земли наших предков.

— Сила не спрашивает о правах!

— О правах не спрашивает разбойничья сила.

Лицо Абдуллы стало свирепым.

— Вы непокорный народ! — бросил он зло. — Мы не нравимся, а гяуров-русских за руку тащите к себе и направляете на нашу страну. И после этого требуете мира? От голоса султана содрогается Европа, а вы отважились противиться его воле? Не пропадете ли вы бесследно?

— Бог дал каждому право защищаться. Мы и делаем это, — ответил Тэр-Аветис.

— Аллах дал также право убивать противников.

— И это верно.

— Кончим… Что же еще вам угодно? — взмахнул рукой Абдулла.

— Мы не покорность свою приехали выразить вам, сераскяр, и не хотим войны. Я приехал требовать, чтобы ты вернул нам Нахичеван, Ереван, Лори и увел свое войско из этих городов. Тогда мы будем жить в мире и дружбе.

Паша громко расхохотался.

— Хороший у тебя аппетит, посол. Ха-ха-ха!.. Не забывай, что великий султан всех поднебесных стран послал меня свершить его суд над вами, чтобы отныне ни один армянин не брался за саблю, которая дарована аллахом только нам. А ты явился требовать у меня Ереван и Нахичеван? Глупец… Отправляйся, посол, и скажи своему князю, что из вас останется жив лишь тот, кто станет передо мной на колени и будет боготворить султана, когда я с огнем и мечом вступлю в вашу страну.

— Я передам, паша, — ответил спокойно Тэр-Аветис. — И встретим мы вас достойно… Только не с поклоном…

— Мы сталью заставим вас поклониться.

— Наши зубы привыкли крошить сталь.

— Кончено! — поднял руку паша.

Армянские послы покинули дворец. Когда они пересекали большую площадь Тавриза, там собралось множество турецких аскяров. Стоя на седле, какой-то мулла кричал:

— Не бойтесь неверных христиан! Крепко держа в руке священный меч Али-Зульфугар и с криками «О аллах», «О Магомет» бейте и уничтожайте их!

— Полай, полай, — сказал тихо Тэр-Аветис. — Придет конец вашей славе.

— Я знаю этого муллу, — сказал вдруг Есаи.

— На самом деле? — улыбнулся Мовсес.

— Да, да, клянусь крестом, — воодушевился Есаи. — Это тот самый мулла, которого сотник Товма взял в плен. Но Мхитар отпустил его. Тогда он присмирел, как кошка, а теперь поглядите каков.

— В пустом ущелье лиса — лев, — сказал Тэр-Аветис. — Интересно, сколько армян он загубил в Тавризе. А мы его отпустили на волю.

Войдя в ограду армянской церкви, Тэр-Аветис велел готовиться к отъезду. Он был доволен собою, тем, что с честью выполнил свой долг и высоко держал достоинство своего государства перед кичливыми турецкими военачальниками.

Но в душе он чувствовал какой-то горький осадок. На кого он поднимал голос? Кого запугивал? Какую великую державу он представлял? И какая могучая сила стоит за его спиной? От центра Европы до Арабской пустыни все занято турецкими янычарами. Послы европейских стран опускаются на колени во дворце султана. «Бедный мой народ. Зачем было тебе обнажать меч против кровожадного зверя, чтобы теперь грозило тебе уничтожение? Откуда у тебя эта дерзость? Тебе бы гнуть шею и язык держать за зубами. Кто твой покровитель? Ты дал себя обмануть и стоишь теперь одинокий перед ненасытным зверем. Сидел бы ты в своих горах, не отнимая руку от сохи и серпа… Восстал, не стерпел. Ну, хорошо. А потом? Чего достиг? Ты видел, что они сделали с твоими Ереваном, Лори, Нахичеваном? Не лучше было бы сидеть покорно в своем доме, сохранить кое-как свою веру и свой язык, чем заноситься, а затем падать под ноги слонов?»

Тэр-Аветис содрогнулся от своих мыслей, но в то же время он впервые отчетливо почувствовал, что начатое им дело чревато тяжелыми последствиями. Куда заведут их дерзость и упрямство? Выдержат ли? До каких пор? Хватит ли сил?

Он печально посмотрел на ожидающих его во дворе церкви Мовсеса, Есаи и двух воинов, сопровождавших посольство. Несколько аскяров на улице громко смеялись. Тэр-Аветису показалось, что это смех жестокой судьбы армян. Впервые этот стальной человек почувствовал себя подавленным и бессильным. Что может сделать храбрость против могучей силы врага?

Кончался день. Тэр-Аветис велел накормить коней, чтобы выехать затемно. Сердце сжималось, оно не предвещало доброго. Кто знает, какие козни сейчас готовят против них турки…

Он вошел в келью, где жил несколько недель в ожидании приема. Хотел позвать Мовсеса, чтобы не быть одному, но из угла кельи вдруг вышел тот самый знатный турок, который утром отвел его к паше и, как будто насмехаясь, с большим, чем полагалось, старанием приветствовал его.