Кэтрин Уэбб - Потаенные места [litres]

Рут проявляла стойкость. Несмотря на то что эта немолодая женщина слыла мастерицей передавать сплетни и сама любила их послушать, она сохраняла свою преданность Картрайтам с демонстративным вызовом, и адресованные им стрелы отскакивали от нее, как от закованного в броню латника.

– Большинство людей ничего не знает, – загадочно сказала она, когда Пудинг поблагодарила ее за то, что она осталась. Рут открывала дверь гостям со сложенными руками, с клетчатым платком на голове и грозным выражением на некрасивом лице. Пришедшие едва отваживались войти. Впрочем, визитеров было немного – люди привыкли обходить их дом стороной, зная, что Луиза Картрайт нездорова. Пудинг не сомневалась, что, если бы Рут их бросила, все могло бы быть намного хуже. Наверно, они все умерли бы с голоду, так как сама Пудинг была ужасным поваром и ничего не умела готовить, кроме тостов и яичницы. Впрочем, нельзя сказать, чтобы у кого-то был аппетит – есть не хотелось никому, и ей меньше всего. Раньше девушка находила в еде удовольствие: большие ломти фруктового хлеба [77] Фруктовый хлеб – сладкая выпечка с большой долей сухофруктов в тесте. , намазанные маслом, сэндвичи с беконом в холодное утро перед работой и клубника, купающаяся в сливках, вызывали у нее прилив бодрости и хорошего настроения. Теперь, когда перед ней ставили еду, Пудинг могла думать только о Донни в его камере в Нью-Брайдуэлле [78] Нью-Брайдуэлл – тюрьма в Девизесе, Англия. , жующем казенное рагу и скучающем по дому. Родители, похоже, не замечали ее состояния, и трапезы в доме Картрайтов проходили в молчании.

В тот вечер отец был еще тише, чем обычно.

– В чем дело, папа? Что-то случилось? – спросила Пудинг, когда Рут ушла домой, а мать поднялась в спальню. Доктор покачал головой, наморщив лоб. – Пожалуйста, скажи мне, – попросила девушка.

– Я говорил сегодня с коллегой, доктором Уитли из Девизеса. Его… вызвали в тюрьму к Донни, – признался отец.

Пудинг ахнула:

– Почему? С ним все в порядке? Что случилось? Он болен?

– Тсс! Твоя мать не должна слышать! Сейчас с ним все в порядке, но доктору Уитли пришлось дать ему седативное средство, чтобы он успокоился, и ему… потребовалось наложить несколько швов. – Доктор, во время разговора опускавший глаза и вертевший в руках очки, теперь поднял взгляд на дочь. Она смотрела на него, сраженная ужасом. – Ему сказали, что Донни подрался с одним из других заключенных. Он… он не мог сказать мне, из-за чего произошла потасовка…

– Но этого не может быть! Донни не стал бы лезть на рожон, и…

– Пудинг, пожалуйста, просто послушай. Драка была не особенно серьезной. Но Донни пришлось наложить швы на руку, которой он… ударил другого парня, и на голову, которую… которую он…

– Которую он что?

– Поранил сам. Когда нашего мальчика отвели обратно в камеру, он… он разбил ее о стену. Тюремщикам пришлось его связать.

Долгое время Пудинг не могла найти подходящего слова.

– Бедный, бедный Донни, – сказала она в конце концов дрожащим голосом.

– Да, – согласился отец.

– Должно быть, ему там тяжело. Невыносимо тяжело! Его там никто не понимает… Тюремщики не знают, как с ним обращаться. Ему следует позволять… заниматься своими делами в удобное время! Бьюсь об заклад, тот, другой парень, кем бы он ни был, цеплялся к Донни и вызвал его на конфликт!

– Пудинг…

– Почему он бился головой о стену? Зачем? Ему должно быть там тяжело! – Она заплакала. – Ему должны позволить вернуться домой! – прошептала Пудинг.

– Согласен, так было бы лучше. Я желаю этого больше всего на свете, моя дорогая. Он явно не в состоянии… справиться. – Доктор беспомощно покачал головой.

– Мы не можем обратиться к судье, чтобы тот разрешил ему вернуться домой? В особом порядке или что-то вроде этого! Донни не такой, как другие…

– Единственное, на что мы можем надеяться, – это на то, что мировой судья предъявит ему обвинение в непредумышленном убийстве. Тогда, возможно, ему разрешат выйти из тюрьмы под залог. Но если он попадет в новую передрягу…

– О нет! Это могут использовать против него, не так ли?

– Боюсь, что могут, Пудинг. Боюсь, что могут.

– Но это так несправедливо ! Он ведь не сделал ничего плохого!

– Пудинг…

Доктор приложил ладонь к глазам и слегка покачал головой, как будто слышать слова дочери ему было невыносимо. Пудинг сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. – Ты не должен опускать руки, папа, – сказала она. – Я придумаю, как вернуть его домой. Правда. Я обещаю.

– Моя дорогая, – сказал он, грустно улыбаясь, – ты не должна давать обещаний, которые не сможешь выполнить. Особенно самой себе.

– Но я сдержу слово, – проговорила она, чувствуя, как в ней закипает что-то, похожее на гнев.

Доктор опять покачал головой:

– Мне очень жаль, что все так произошло, Пудинг, и твоя молодая жизнь всегда будет нести на себе след этого… мрачного времени. Мысль о том, насколько ты предана Дональду, согревает мое сердце. Да, согревает, но сейчас мне от этого еще тяжелее.

Сказав это, он молча ушел, чтобы помочь жене готовиться ко сну.

Пудинг провела ночь в полудреме, лишь на короткое время проваливаясь в беспокойный сон. Ее мучили мысли о ранениях Донни и о том, что в любой момент он может невольно сделать что-то такое, в результате чего навсегда останется за решеткой. Утром ее голова гудела, как будто по ней ударили мешком. Ясно мыслить было трудно, однако она быстро определилась с тем, что станет делать в первую очередь, и решила начать день с посещения мамаши Таннер. Мудрой женщины, которая знала Слотерфорд и его жителей как свои пять пальцев и предупредила Пудинг и Ирен о грядущих переменах. Никто не был ближе нее к самому Таннеру, и старая женщина, скорее всего, знала, где он находился в утро убийства.

– Ты уверена, что это хорошая идея? – спросила Ирен, когда Пудинг рассказала ей, куда хочет отправиться. – Я имею в виду… все-таки наш главный подозреваемый ее сын.

– Да, это так, – сказала Пудинг, хмурясь, – он все еще наш главный подозреваемый. Но нам не нужно говорить ей об этом, правда? Мы сделаем вид, будто понятия не имеем, что он замешан в этом деле, и, возможно, она о чем-нибудь проговорится.

– Мы? – Ирен покачала головой. – Извини, но я не могу пойти с тобой сейчас, Пудинг. Я должна поехать в Коршам. Моя мама приезжает. Наконец-то. – В словах Ирен явно чувствовалось двойное дно, однако в чем там дело, Пудинг понять не могла. – Она никогда не встает рано, и если ты продержишься до завтра, то, возможно…

– Нет! – выдохнула Пудинг, думая о том, как Донни бьется головой о стены тюремной камеры. Она собиралась рассказать об этом Ирен, но не захотела возбуждать в ней подозрение, будто Донни совсем себя не контролирует. – Я хочу сказать, все в порядке, я могу пойти одна. Как говорят, куй железо, пока горячо.