Филиппа Грегори - Последняя из рода Тюдор

Вот бы кто-нибудь помог мне решить, что делать! Я еще раз пишу Неду под прикрытием английского посла в Париже, хотя и не знаю, находится ли он в Париже до сих пор. Сообщаю, что с коноплянками все в порядке и что мопсиха Джо так забавно предана мне, словно знает, что ее хозяйке нужен друг. Она теперь спит в моей кровати, и стоит мне пошевелиться, как Джо подходит и нюхает мое лицо. Еще я рассказываю Неду, что королева и Роберт Дадли ведут себя, будто молодожены в первые головокружительные месяцы брака. Что миссис Ли сбежала и мне не с кем посоветоваться. Говорю, что не знаю, в каком я точно состоянии, но я была бы намного счастливее с ним рядом. Не хочу показаться жалкой – еще подумает, что умоляю его вернуться домой, – но я и правда чувствую, что осталась наедине со своей тревогой и без супруга, когда он мне больше всего нужен.

Ответ не приходит.

Понимаю, на это могут быть десятки причин, и все же боюсь, что Нед забыл меня или полюбил какую-нибудь французскую католичку. Вдруг он приглянулся прекрасной вдове королеве Марии, и она заберет его в Шотландию в качестве короля-супруга, а я его больше не увижу? Отправляю очередное письмо, но несмотря на все мои ожидания, ответа не получаю.

– Мой мальчик вместе с вашим другом Недом Хартфордом собирается в Италию, – замечает Уильям Сесил, как будто это хорошая весть. – Если только мы не вызовем их домой. Что скажете, леди Катерина? Позвать их обратно и лишить развлечений?

«Прикажите им вернуться!» – хочется ответить мне, но вместо этого я смотрю на свои туфли, завязанные бантиком, и чувствую, как зудящий живот под гладким корсажем крепко прижимается к его косточкам.

– О, передайте, пусть наслаждаются поездкой! – великодушно отзываюсь я. – Нам тут и так хорошо, правда?

По глубокой линии, что залегла меж бровей Уильяма Сесила, как и по притворному тону разговора, с которым он присоединяется к легкомысленной болтовне придворных, можно понять, что ему здесь не очень-то хорошо. Он опасается возвращения Марии Стюарт в ее королевство. Он боится, что Елизавета передаст свой трон другой королеве, словно в Эдеме не было Адама, словно женщины могут назначать себе наследников – и тем более женщин. Ему ненавистна мысль о том, чтобы трон Англии достался католику, ведь он потратил всю жизнь на достижение мира в этой стране как в протестантском королевстве, а вот Елизавету завораживает близость ее прекрасной кузины. Сесил подозревает в королеве Шотландии Марии – или любой другой католичке – врага по религии, намеренного испортить дело всей его жизни. Однако он знает, что достиг предела власти. Он не может заставить королеву считать свою кузину Марию противником. Не может убедить ее выйти замуж за подходящего почитателя. Он не в силах принудить ее к рождению ребенка, и Елизавета не подарит стране сына. А вот я, боюсь, подарю. Мне очень страшно от того, что я скоро стану матерью королевского наследника, и никто об этом не знает. Да и сама я не уверена.

На мгновение я думаю, не рассказать ли Сесилу всю правду. Он осторожно уводит меня от других леди и спрашивает:

– Может, послать за графом Хартфордом? Он нужен вам здесь, леди Катерина?

Я откидываю голову назад и весело смеюсь, как Елизавета, когда она хочет казаться беззаботной.

– Господи, нет! – заверяю его. – Я не нуждаюсь в мужчине и уж тем более в графе!

Мы катаемся по реке, Елизавета восседает на троне на своей королевской барже, рядом с ней музыканты, а люди наблюдают за происходящим с берега. Сопровождает ее, как всегда, Роберт Дадли; все придворные дамы, включая меня, разместились на палубе – красивые, избранные. Никто не замечает отсутствия Джейни, только я одна скучаю по ней. Моя сестра Мария словно изящная куколка на высоком стульчике. Она подмигивает мне. Похоже, Марию вообще ничего не волнует. Я думаю, может, рассказать ей о своих страхах насчет ребенка и бросившего меня мужа, но затем вспоминаю, что она моя младшая сестренка. Джейн, старшая, всегда пыталась оградить нас от несчастья и пошла на эшафот, ни словом не обмолвившись о сомнениях или страхе; она даже написала мне письмо с лучшим советом, что могла дать, учитывая обстоятельства. Я хочу быть такой же хорошей сестрой, как Джейн. Я не стану обременять Марию своими тревогами.

На огромной барже послы, графы, лорды пьют великолепное вино и беседуют. Роберт Дадли наклоняет свою темноволосую голову к Елизавете и шепчет что-то ей на ухо, а она с улыбкой поворачивается к нему. Их чувства настолько сильные, настолько яркие, что я вдруг перестаю думать о ней как о самой трудной из моих кузин и просто сочувствую ей как молодой влюбленной женщине. По повороту головы, по тому, как Елизавета цепляется за резные подлокотники трона, чтобы не тянуться к Дадли, я вижу, что она жаждет его любви. И понимаю ее. Мне знакомы эти ощущения. Я отвожу взгляд, пока она не заметила излишнюю осведомленность в выражении моего лица.

– Зрелище и правда постыдное, – кто-то тихо говорит мне на ухо. Оказывается, это лорд Пемброк, некогда бывший моим тестем, стоит рядом и наблюдает за тем, как я смотрю на Елизавету.

– Ох, не знаю. – Я принимаю невинный и несведущий вид.

– Что ж, благослови тебя Господь за это, – продолжает мужчина, выгнавший меня из своего дома, даже не попрощавшись.

Мария улыбается и кивает мне со своего высокого стула, как бы советуя сделать хоть что-нибудь из этого малообещающего материала.

– Мы скучали по тебе в доме Герберта, – напыщенно сообщает он. – Мой сын жалеет о расставании с прекрасной юной супругой.

Мне нечего сказать в ответ на этот неожиданный поток вранья. Округлив глаза, я продолжаю молчать – посмотрим, к чему он клонит.

– Я знаю, он тебе нравился, – намекает Пемброк. – Детская влюбленность, очень прелестно. Может, ты снова проявишь к нему расположение? Теперь ты знатная леди, которую, скорее всего, ждет великое будущее, но нельзя забывать и о привязанностях юности.

Мне так многое хочется отрицать в его словах, что я кладу руку поверх корсажа, где на него сильнее давит живот, и чувствую легкий трепет. Опускаю голову.

– И вот, собственно, мой сын Генри, по-прежнему влюблен, – заключает его отец и отходит в сторону, чтобы пропустить вперед, как участник театра масок пропускает партнера по танцу, Генри Герберта, который выглядит намного здоровее, чем бледный мальчишка в день нашей свадьбы. Он красив, улыбчив и, вероятно, по уши влюблен в меня.

– Я такого не ожидала, – говорю ему, когда Пемброк удаляется, чтобы преклонить колени перед Елизаветой.

– Простите меня, – вдруг извиняется Генри. – Вы же знаете, что я не хотел оставлять вас. Все случилось так быстро, что невозможно было понять, как поступить правильно. Я был болен, и мне пришлось повиноваться отцу.