Филиппа Грегори - Последняя из рода Тюдор

В течение четырех дней нас возят к архиепископу и обратно, и каждый раз после встречи с Недом он спрашивает меня об очередной детали – то реальной, то выдуманной, – которую я не могу припомнить или вообще не знаю. Внутри нарастает беспокойство, а первоначальное сопротивление уступает место страху. Я умоляю архиепископа Паркера понять, что мы женаты, что вступили в брак по совести, перед Богом. Прошу поверить, что раз я называю Господа нашим свидетелем, значит, я не вру. Разве я стану упоминать Его имя всуе, будучи сестрой Джейн Грей? Тон моего голоса меняется от презрительного до умоляющего. Архиепископ уже выглядит не встревоженным, а вполне довольным человеком, получающим нужные ответы. Писарь водит пером все быстрее. Не представляю, что будет дальше.

Ничего не происходит. Как это ни мучительно, мне просто приходится ждать. Я думаю о сестре, которая, находясь в доме Партриджей, все ждала и ждала прощения королевы Марии, надеясь, что Ее Величество будет вынуждена простить и освободить Джейн – а потом явился священник и сказал, что на следующее утро ее ждет смерть. Бывает, мне снится, что я и есть Джейн, и я просыпаюсь в слезах, потому что мое ожидание окончено и на рассвете меня отведут на площадку для казни. Но потом я поворачиваюсь в постели, тянусь к малышу в колыбельке, покрасневшему от плача и голодному, прикладываю его, нетерпеливо трясущего ножками, к груди и кормлю, зная, что рядом со мной сильное невинное существо, которое нельзя убить. Однажды я выведу этого малыша на свободу.

Младшая сестра Мария приносит мне корзинку свежей спаржи.

– Кое-кто угостил меня своим урожаем, – пространно объясняет она, водружая корзину на стол. – Подумала, может, повар коменданта приготовит ее тебе с маслом.

– Обязательно приготовит, спасибо, – благодарю я и наклоняюсь, чтобы поцеловать. Мария залезает на сиденье у окна.

– Вот там держат Неда? – спрашивает она, показывая на окошко Белой башни, на котором развевается синий шейный платок.

– Да. По утрам он вывешивает платок в знак того, что с ним все хорошо, и я делаю то же самое, – отвечаю я. – Белый платок означал бы, что Нед болен. Если платка вообще нет, значит, его отпустили.

Она кивает, не решаясь задать вопрос о том, что станет символом плохих новостей. Никто в Таэуре не хочет к такому готовиться. Только моя сестра Джейн с храбростью дожидалась смерти и даже написала мне письмо о том, что надо научиться умирать.

– Двор уезжает из Лондона, – сообщает Мария. – И я тоже. Она обращается со мной вполне неплохо. Как будто я вовсе не связана с тобой, но при этом и не родня ей. А просто одна из фрейлин. Остальные ей нравятся сильнее, даже карлице Томазине достается больше внимания. Я всегда при ней и обедаю с придворными дамами. Королева почти не разговаривает со мной и едва меня замечает. Однако с другими она обходится еще хуже.

– С кем же? – интересуюсь я.

– С нашей кузиной Маргаритой Дуглас, например, – тихо отвечает сестра. – Ее подозревают в измене и держат под домашним арестом в Чартерхаусе в Шине.

Я зажимаю рот рукой.

– Еще одна кузина под арестом? И в нашем прежнем доме?

– Говорят, она пыталась женить своего сына Генри Стюарта на Марии королеве Шотландской.

– Это правда?

– Скорее всего. Почему бы ей не попытаться? Чудесный вариант для него и подходящий для нее, а для нас английский король-консорт в Шотландии лучше, чем какой-нибудь француз.

– Арестовали всю семью?

– Кажется, ее мужа держат здесь, в Тауэре. А вот сын исчез.

Я хватаюсь руками за голову, едва не дергая волосы.

– Что? Это просто безумие.

– Знаю, – мрачно отзывается Мария. – Елизавета с ума сходит от страха, как и ее отец. А мне приходится служить ей и ездить, куда ей вздумается.

– Если бы ты только могла ускользнуть, – шепчу я.

Мария качает головой.

– Это используют против тебя. Нет, я отправлюсь в путешествие с Елизаветой и буду делать вид, что всем довольна.

Я накрываю ее ладони своими.

– Куда вы поедете в этом году?

– На север. Остановимся в Ноттингеме, и еще она устраивает представление театра масок. Все в нем участвуют, и я в том числе. Играю ангела мира на качелях. Постановка называется «Британия и король». Будет идти три дня.

– Боже мой.

– В самом начале появляется Афина на единороге, – продолжает сестра. – Наверное, она ее и сыграет. Затем две женщины на лошадях, добродетели Благоразумие и Умеренность. На следующий день появляется Мир. В последний побеждают Зло, и мы все поем.

Мария описывает это с таким суровым видом, что я не в силах сдержать смех.

– Уверена, представление будет замечательное.

– Да, львы, слоны и все такое. Но смысл именно в единении двух женщин, в их дружбе. А также в том, что британские короли не выбираются, а наследуют трон по крови.

– Что она имеет в виду? Это что-то вроде намека на Марию Стюарт?

– Елизавета пытается сказать, что они обе являются британскими монархами и могут править вместе: Мария на севере, а Елизавета на юге. Мария станет сестрой-королевой и наследницей. Она фактически обещает ей трон. Говорит, он передается по наследству ближайшему родственнику. Собственный выбор, религия или завещание тут якобы ни при чем.

Я пересекаю маленькую комнату тремя широкими шагами, пока не упираюсь в стол.

– Наконец-то она решилась в открытую отречься от меня.

– Это все еще не отречение и не совсем открытое, – гневно возражает Мария. – На представлении не будет обычных зрителей. Без классического образования постановку даже не поймешь, мне пришлось половине фрейлин объяснять ее смысл. Елизавете не хватает смелости заявить об этом во всеуслышание. Наняла подхалима Паркера, чтобы тот сделал за нее всю работу, добавляет намеки в спектакль. Она дает понять двору, что ты не являешься ее наследницей, что ты опозорена, а твой сын бастард, но сказать об этом стране королева не решается.

– О боже, Мария, неужели архиепископ объявил мой брак недействительным?

– Так и есть. А бедного малыша признал внебрачным. – Мария с мрачным видом кивает в сторону колыбели, где спокойно спит мой ни в чем неповинный сын, у которого украли титул. – Прости его Господь. Она надеется, что никто не окажет поддержку женщине, поддавшейся похоти, и не вступится за бастарда. Тебя обесчестили, а его лишили наследства. Неда, естественно, выставляют подлецом.

Я прижимаю к подбородку одного из щенят, чтобы успокоиться.

– Архиепископ лжет, – кратко отзываюсь я.

Мария кивает.

– Всем это известно.

На мгновение в комнате воцарилась гнетущая тишина.

– А мне еще танцевать в ее гадком спектакле, – яростно бросает Мария. – В первый день я среди свиты Афины, в последний сижу на качелях и танцую для Мира. Она понимает, что делает, посылая намек католичке Марии в виде моего танца. Использовать меня, сестру Джейн Грей, как послание надежды католической наследнице престола Англии!