Владимир Иванов - Мой космодром

За все годы запусков в нашей стране космических аппаратов с ЯЭУ БЭС-5 на орбиту было отправлено 32 установки. Одна из них не долетела до космоса, две возвратились назад, а остальные до сего дня продолжают пребывать на высоте 700—800 км от Земли. Штатно отработали свое 20 аппаратов, а среди аварийных случилась и довольно известное падение остатков реактора космического аппарата «Космос-954» на территории Канады в январе 1978 года, что привело к международному скандалу.

Параллельно с доводкой БЭС-5 «Бук» в СССР начали развиваться другие направления ЯЭУ. Прежде всего это было направление повышения КПД путем замены вездесущих термоэлектрических генераторов на термоэмиссионые. Эту разработку вели обнинский ФЭИ («Топаз-1») и Курчатовский институт («Топаз-2»).

Однако к середине 70-х годов, когда «Топазы» были готовы к космическим испытаниям ситуация начала уже меняться. Хотя аварийные ситуации космических аппаратов с ядерными энергетическими установками не нанесли материального и экологического ущерба, но них наложились катастрофы «Челенджера» и Чернобыльской АЭС, что привело к протестам против использования ядерных энергоустановок в космосе.

Появляются требования ООН по ядерно-безопасным орбитам, которые запрещают запуск ядерных реакторов ниже орбиты 800 км над поверхностью Земли. Последний запуск отечественного космического аппарата с бортовой ЯЭУ состоялся 14 марта 1988 года. На спутнике «Космос-1932» была установлена доработанная установка с 6-месячным сроком функционирования и электричекой мощностью в конце ресурса 2400 Вт. И хотя полет прошел нормально, от эксплуатации аппаратов с ЯЭУ было решено отказаться. Основной причиной этого стало давление со стороны США и подконтрольных им международных организаций, требовавших от Советского Союза «прекратить загрязнение космоса». После посещения М.С.Горбачевым площадки 94-а на полигоне Байконур в 1988 году было принято решение о прекращении запуска в космос космических аппаратов с ЯЭУ на борту. Что было вызвано (по официальной версии) якобы низкими техническими характеристиками ЯЭУ и международными протестами.

Прошло много лет с момента последнего запуска отечественного космического аппарата с ЯЭУ. Однако хочется верить, что придет время и атом вновь начнет работать для нужд нового поколения космических кораблей, на которых люди полетят к другим планетам и звездам.

Я с благодарностью вспоминаю руководство и офицеров нашей 4-й группы, которые очень дружески, но без панибратства относились ко всем матросам. Я с уважением перечисляю их фамилии: командир 4-й группы подполковник Коцарев Сергей Яковлевич, затем капитан 2-го ранга Анисцин Олег Григорьевич, замполит майор Сугак Павел Григорьевич, начальник штаба майор Коваленко; главный инженер группы капитан-лейтенант Горячко Игорь Георгиевич, начальники команд: капитан 3-го ранга Круглов, капитан-лейтенант Котляр Л. Г., Макиенко, офицеры: Божко, Трухнин, Астанский, Нестеренко, Никишин и другие.

Была еще одна категория офицеров лейтенантов, которые окончили гражданские ВУЗы и были призваны на 2 года. Мы их называли «студентами». Они были ненамного старше нас и не очень разбирались в службе, но отношение к нам проявляли очень товарищеское, дружеское. Особенно мне запомнился лейтенант Львович Яков Евсеевич, с которым у меня сложились очень дружеские отношения — он много помогал мне, когда меня избрали секретарем комсомольской организации. У него был большой опыт комсомольской работы в институте, где он учился и был секретарем комитета ВЛКСМ. Институт он закончил с отличием, был большим интеллигентом и умницей. Вместе мы много занимались организацией художественной самодеятельности, готовили концерты к праздникам, проводили тематические вечера в Комнате боевой славы части. Он возил меня к себе в общежитие в г. Ленинск и водил на мероприятия в Дом офицеров. Где он сейчас? Не знаю, но я надеюсь, что он стал большим ученым.

Лейтенант Львович Я. Е. и матросы 4-й группы: Иванов В., Узиков Е., Грачков Г., Кузьмин Н. (1969г).

Еще я очень благодарен за отеческую заботу замполиту 4-й группы майору Сугак Павлу Григорьевичу. Однажды он вызвал меня к себе и предложил пойти учиться в школу сержантов и старшин. Мои сослуживцы сильно отговаривали меня — по их мнению было лучше прослужить лишний год, чем проучиться два месяца там, где меня ежедневно ждут муштра, тяжелые физические и духовные испытания. Однако Павел Григорьевич сумел убедить меня пойти учиться. Я до сих пор помню его слова: «Володя! Ты закончишь службу, поступишь в институт, будешь инженером и тогда к 40—50 годам может быть станешь начальником отдела и начнешь руководить небольшим коллективом. А я предлагаю тебе уже в 20 лет стать старшиной и быть начальником большого коллектива в 100 матросов. Твори, пробуй! Если получиться — хорошо, а если нет, то ты скоро закончишь службу и забудешь все это. Однако опыт руководства большим коллективом останется у тебя на всю жизнь».

Его слова убедили меня и я пошел в школу старшин, которую возглавлял капитан Кошман. Лучше было бы его назвать «Кошмар». Мне кажется до сих пор, что он был не вполне психически здоров. Как я выдержал эти два месяца — одному богу известно. Каждый день у нас была строевая подготовка до изнеможения и физическая подготовка до упаду. Ночные тревоги, стрельбы и постоянные караулы. Где я только не нес службу в карауле! Я был и часовым, и разводящим, и начальником караула. Много раз мы несли службу на 10-й площадке, где охраняли банк или гауптвахту, ходили в патрули на пляж и по городу, а также во многих других местах. На 9-й площадке мы охранили товарные составы и контейнерные площадки. Мы несли службу на железнодорожной станции Тюра-Там, которую тогда называли «де Голевкой», потому что её обустроили и облагородили к приезду президента Франции генерала Де Голя в 1966 году.

В это время у СССР были напряженные отношения с Китаем — шли бои на полуострове Доманском. Поэтому мы готовились к возможным боевым действиям и выполняли много стрельб из автомата днем и ночью. Из-за вездесущего песка и после стрельб нам приходилось постоянно заниматься чисткой оружия до зеркального блеска.

Но особенно капитан Кошман любил проводить с нами марш-броски с полной выкладкой и в противогазах на 10 километров. И это в 40 градусную жару! В его подразделении всегда была жесточайшая дисциплина. Даже за малейшую провинность полагался наряд вне очереди. Если он находил на территории окурок, то всех ждал марш-бросок в степь на 10 километров, где мы торжественно этот окурок «хоронили».

Однако я все это выдержал, хотя многие ребята уходили, ссылаясь на болезни (симулировали) или готовые отсидеть 10 суток на гауптвахте, лишь бы не возвращаться в казарму. Были даже попытки суицида и членовредительства! С той поры прошло много лет, но я все равно с благодарностью вспоминаю ту закалку на всю жизнь — мне теперь ничего не страшно и я готов к любым ситуациям.