Григорий Панченко - Потерянная принцесса [litres]

А еще Лютгер улыбался тому, что их отношения с Бруно, долгое время беспричинно пребывавшие в опасной близости к вражде, сегодня наладились. Даже странно. Впрочем, куда более странно то, что между ними ранее столь враждебное соперничество завязалось. Право слово, ну что им делить – им, стоявшим против смерти плечом к плечу и спина к спине?! Мало ли, кто чей племянник… Все равно их, братьев– рыцарей, здесь всего двое: фон Варен и фон Хельдрунген!

Под сапогом чавкнуло: он промахнулся, в темноте взял левее и вышел к ручью, сплетавшему свой лепет с разбойничьим посвистом ветра.

Потом всю жизнь думал – что было бы, не ошибись он в ночном непроглядье и с самого начала выйди точно к месту, где стоял их шатер?

Так или иначе, это была последняя ночь, до которой его жизнь текла целостно, как река в твердых берегах.

Дальше она словно бы расплескалась на множество озер, каждое из которых существовало отдельно от остальных.

На окраине городка Прада Лютгер фон Варен спешился, отдал коня сопровождавшим его слугам епископа и простился с ними, но не двигался с места еще долго после того, как они скрылись за домами. Начало пути он видел хорошо – широкая каменистая тропа шла прямо вверх по берегу быстрой и шумной речки. Она как бы указывала: «Смотри выше!» – и пришелец смотрел на грозную гряду гор, вглубь которой ему предстояло проникнуть. Слева и справа возвышались окутанные воздушной дымкой пики, покрытые даже сейчас, в разгар лета, снежными шапками.

– Хорошо, что туда мне лезть не надо, – пробормотал он и ступил на тропу.

Очень скоро убедился, что проехать здесь верхом было бы невозможно, как ему и говорили. Отдалившись от речки, она взбиралась, извиваясь, на крутой склон, петляла, местами превращалась в россыпь камней, истертых до блеска дождями и подошвами пешеходов. «Всего пара миль! – мысленно усмехался Лютгер, стараясь не смотреть на почти отвесные обрывы под ногами. – Да тут каждый шаг можно за три считать, а то и за пять!»

Он понимал, что существуют и куда более опасные пути, однако горы – это всегда испытание. Всякий ли выдержит подъем, кажущийся бесконечным, ослепительный солнечный свет, свежий до резкости воздух и простор – воистину бескрайний, порождающий мысли о могуществе сил, создавших сей мир, о бренности и ничтожестве человека?

Но Лютгер за несколько часов осилил этот путь, не встретив ни души, не услышав ничего, кроме переклички птиц в зарослях кустарника да шороха ветра в травах, иссушенных солнцем. Наконец тропа втянулась в темный еловый лес – неожиданное напоминание о родных краях германца. Здесь уже были заметны следы человека: пни от срубленных деревьев, кучки камней у обочины – кто-то выравнивал дорогу; между стволами елей просвечивало небо. Но все равно подъем закончился внезапно. Несколько молодых елочек, торчащих вразброс по верху склона, как будто они с разбегу выскочили на чужую землю и замерли, – а дальше уходящее вниз море травы.

С гребня холма он не увидел ничего опасного или подозрительного. Перед ним открылась широкая, почти круглая котловина с пологими склонами, окаймленная поверху скальными остриями. Вида ничто не заслоняло – ни леса, ни садов, лишь кое-где приземистые деревья обещали сомнительную прохладу в своей скудной тени. Вдали по зеленому бархату лугов серыми облачками бродили стада овец.

И деревня Монталья доверчиво открылась перед чужаком сразу вся – россыпь двухэтажных домиков, обросших пристройками и сараями. Все грубое, каменное, даже крыши; вместо улиц – тропинки. В одном дворе старуха кормила кур, в другом дети играли бараньими позвонками, в третьем на ступенях крыльца о чем-то беседовали мужчина в синей котте и женщина в черной. Голосов их не было слышно, хотя звуки здесь разносились далеко – Лютгер улавливал лай собак и окрики пастухов на дальнем краю котловины.

Церковь он смог определить только по маленькой звоннице над покатой черепичной крышей – так она была мала и неказиста, по-видимому, весьма стара. Однако колокол на звоннице имелся, кровля не провалилась. Все это было совсем не похоже на логово мерзких дьяволопоклонников. «Еретики ныне отдавать жизнь за свою веру не спешат, – вспомнились наставления епископа. – Они могут объяснять это разными красивыми словами, на самом же деле просто боятся кары загробной. И посему искусно прячутся, хитрят… Будь бдителен, сын мой, не дай себя обмануть!»

– Постараюсь, – буркнул брат-рыцарь (все еще – да!) себе под нос. Но чутье, обостренное годами сражений и скитаний, подсказывало, что в долине Монтальи ему ничто не угрожает.

Еще немного постоял он, свыкаясь с новым местом, потом передвинул чехол с роттой на бок, чтобы было виднее, откинул капюшон плаща и пошел дальше – куда вела тропа, которую уже можно было назвать дорогой, к замку, поставленному на вершине округлого холма, в полумиле от деревни.

Сверху вся нехитрая фортификация смотрелась как на рисованном плане. Довольно высокая стена, следуя очертаниям холма, окружала узкий двор футов триста с небольшим в длину; в северном, самом широком, углу она примыкала к донжону. Трехэтажная башня, толстая, прямоугольная, солидно возвышалась на фоне синего неба. Снаружи, немного ниже подножия стены, тянулся вырубленный в скальной породе сухой ров. С севера и востока подходы к крепости прикрывали еще два рва, а с юга достаточной защитой служила крутизна склона.

Толково продуманная оборона понравилась Лютгеру. Воинственного впечатления замок все же не производил, особенно вблизи. Сквозь раскрытые ворота виднелась стайка занятых добычей пропитания кур. Караульный в наличии имелся, однако он откровенно дремал, прикорнув на каменной скамье, впрочем, не выпуская из рук широколезвийную секиру на длинной, в человеческий рост, рукояти.

Беспрепятственно подойдя на расстояние десяти шагов, Лютгер кашлянул. Солдат встрепенулся, уставился на него круглыми глазами, как бы сам себе не веря, и хрипло вопросил:

– Кто ты, добрый человек? И откуда прибыл?

– Снизу, – лаконично объяснил пришелец. – Я хожу повсюду, пою и играю. Во граде Памье сказывали мне, что давно уж тут у вас игрецов не бывало, вот и забрел…

– Очень-очень хорошо! – воодушевился солдат. – Вы, мессен, видать, из дальних краев, по выговору слышу, так и песни у вас, надо быть, особенные. То-то дамы наши порадуются!

И снова Лютгер мысленно восхитился точностью предположений епископа: «Визитера из столь далеких окраин примут и не посчитают католическим шпионом»!

Правда, солдат на королевской службе – вряд ли альбигоец, но он южанин, и даже этому простому вояке явно не чуждо всеобщее увлечение искусством трубадуров! Миннезингер почувствовал себя гораздо увереннее и теперь уже без труда вошел в роль.