Илья Дроканов - Пароль: «Тишина над Балтикой»

Тихонов появился дома в новом синем шерстяном кителе с четырьмя золотыми шевронами и звездочкой на каждом рукаве. К нему подошел Павлик, заметивший изменения, погладил пальцами шевроны и спросил:

— Папа, ты теперь кто?

— Капитан второго ранга.

— А раньше кем был?

— Военмором штатной категории «ка-восемь», что означает «помощник командира полка и ему равные».

— Понятно. Папа, капитан второго ранга кому равен в пехоте или кавалерии?

— Капитан второго ранга приравнивается к полковнику, а капитан первого ранга — к комбригу.

— О, папа, ты как полковник. Здорово! А когда тебе капитана первого ранга присвоят?

— Э-э-э, не раньше, чем через шесть лет, если буду служить хорошо. Тебе тогда уже двадцать лет будет.

— А тебе, папа, сколько будет?

— Пятьдесят!

Павлик в четырнадцать лет внешне выглядел заметно повзрослевшим молодым человеком, и Тихонов смотрел на сына с одобрением. Они с Наташей уже свыклись с мыслью о том, что через год парень поедет в Ленинград осуществлять мечту — учиться на моряка-полярника. Правда, в школе он не блистал успехами, но родители получили хороший козырь, чтобы повлиять на повышение успеваемости сына в связи с подготовкой к поступлению в морской техникум. Больше всех радовалась перспективе бабушка, которая мечтала о том, что скоро уедет с внуком в родной город на Неве.

Насчет возвращения Ольги Антоновны в Питер у сына имелись некоторые опасения. После убийства Кирова в Ленинграде начались репрессии против «бывших» — тех представителей русского дворянства, кто остался в живых после трагедии революции и Гражданской войны. Их по обвинению в антисоветской деятельности семьями арестовывали и отправляли в лагеря или на переселение в отдаленные районы страны. Тихоновы по происхождению тоже относились к гонимому ныне дворянскому сословию. До поры до времени об этом никто не вспоминал, но обвинения могли прозвучать и в их адрес.

В стране начались политические судебные процессы. Газеты писали о раскрытии так называемого «кремлевского дела», в рамках которого группу служащих правительственных учреждений арестовали и судили по обвинению в создании террористической группы, готовившей покушения на руководителей государства. Кроме того, шла расправа с известными партийными деятелями во главе с А.Г. Шляпниковым, обвиненными в создании контрреволюционной организации — группы «рабочей оппозиции». «Революция пожирает своих детей», — отложив газету, вспомнил Тихонов слова, сказанные перед казнью знаменитым деятелем Французской революции Жоржем Дантоном.

Ухудшалась обстановка и в мире. В первом сообщении 1936 года «Ферзь» информировал, что в Испанию тайно поступает оружие из Германии. В деревянных ящиках с надписью «Картофель», доставленных в порт Барселону грузовым пароходом, лежали винтовки и патроны. Контрабандой оружия занималась вполне мирная германская фирма «Вильгельм Тойберт Виндкрафт Централе», которая строила ветряные мельницы в Испании. «Ферзю» было известно, что руководство фирмы имело связи с абвером. Тему поставок оружия с Канарисом не обсуждали, однако разведчик, анализируя ситуацию, сделал вывод, что винтовки тайно завозят в страну для заговорщиков. Из разных источников ему было известно, что представители испанского генералитета готовят мятеж против законного правительства республики. Эмиссары заговорщиков зачастили с визитами в Рим к Муссолини и в Берлин к Гитлеру, чтобы получить согласие на поддержку. Тайная операция абвера по доставке оружия в Барселону свидетельствовала о том, что поддержка будет оказана.

Размышляя над полученным текстом, Тихонов чувствовал, что Канарис энергично взялся за любимое дело — организацию тайных операций. На кораблях и в морских штабах, где он служил прежде, ему не хватало простора для деятельности изощренного ума. В абвере он нашел себя. Помимо сугубо контрразведывательной деятельности, Канарис, получивший погоны контр-адмирала, все глубже уходил в сферу разведки. Любимая Испания для него становилась испытательным полигоном, но амбиции поведут этого авантюриста дальше. Тень абвера раскинется не только над Европой.

19 июля Урицкий вызвал Тихонова и, не предлагая сесть, по-кавалерийски с места в карьер поставил задачу:

— Знаешь, какая в Испании каша заваривается? Вижу, что знаешь. Материалы все читаешь. Твой «Ферзь» делал правильные выводы, которые подтвердили другие источники, а теперь они совпали с реальными событиями. Быстро сдавай дела и оправляйся на Центральный аэродром, там самолет готовится к вылету в Одессу. Пароходом из Одессы поплывешь в Испанию. Поступишь в распоряжение нашего военного представителя в полпредстве СССР.

Тихонов спросил:

— Разрешите домой заехать собраться?

Но начальник только отмахнулся:

— Какое домой! Время на минуты считаем. Жене записку напиши, что на Дальний Восток в долгую командировку уезжаешь. Шофер передаст ей в руки. Пусть не волнуется. А сам — бегом, одна нога здесь, другая там, чтобы через неделю я получил твой доклад из Испании!

В мирной Барселоне, куда пришел пассажирский пароход из Одессы, Тихонов заметил следы недавних уличных боев. Листы фанеры вместо выбитых стекол в витринах магазинов, посеченные пулями стволы деревьев, перевернутые рекламные тумбы в центре города. Картина, знакомая по Мюнхену 1923 года, вспомнил он, направляясь на встречу с «Ферзем». Ее назначили в верхней части города, в Побле Эспаньол, или «Испанской деревне», архитектурном ансамбле, представляющем постройки всех частей Испании. Обычно одно из посещаемых мест города в этот раз выглядело почти безлюдным.

На узкой улочке из припаркованного «фиата» вышел «Ферзь», одетый неброско, чтобы не выделяться на фоне многочисленных городских служащих. Разведчики, разговаривая по-немецки, заглянули в маленькое пустое кафе и заказали кофе.

— В машине осталась Сильвия, она у меня и за шофера, и за телохранителя. С пистолетом — повсюду. Оружие любит настолько, что не расстается с ним и ночью, прячет под подушку, — начал разговор «Ферзь».

— Вам ведомо, что именно она кладет под подушку? — иронично спросил Тихонов.

Собеседник деланно поперхнулся, поднял глаза, улыбнулся и тихо ответил:

— Она хорошая девушка. Мне нравится. И как к радисту нет никаких претензий. Но об этом довольно. Лучше о том, что здесь происходило несколько дней назад.

— Да, смотрю, в городе бои шли. Я неделю без новостей на судне жил. Что же здесь случилось?

— 19 июля в Барселоне должна была начаться международная Спартакиада, которую взялись организовать одновременно с Олимпийскими играми в Берлине те страны, которые не захотели собираться в гитлеровской Германии. Приехали многочисленные команды из Франции, Польши, других стран. 22 государства-участника — это хорошее представительство. Даже немцы-антифашисты прибыли. Туристов много собралось. Но 17 числа начался мятеж военных против правительства, офицеры вывели солдат из казарм с целью захвата города. Верная властям полиция решила разогнать мятежников и открыла стрельбу на улицах. Вместо соревнований начались бои, туристы и спортсмены быстро разъехались. Но не все. Немцы создали так называемую «центурию», которая сыграла ключевую роль в разгроме мятежников. В столице Каталонии мятеж не прошел, но, к несчастью, в Сарагосе, Теруэле, Уэске и некоторых других провинциальных городах верх одержала взбунтовавшаяся армия. Недалеко от города образовался фронт, где идет борьба с мятежниками. Уже много жертв, особенно среди мирного населения.