Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Ключи судьбы

– Твоя воля, фадир минн [38], хочешь – побей еще раз, а только даром срамить меня незачем – не вопил я!

Серые глаза Мистины впервые сверкнули гневом: упрек в мнимом слабодушии оскорблял его куда больше, чем напоминание о блуде и его последствиях.

– Вопил, я сам слышал! – поддразнивал Свенельд, а на самом деле гордился стойкостью, с какой сын вынес его былой гнев.

Поведи тот себя иначе – Свенельд сердился бы куда дольше и простил куда менее охотно.

Никто из двоих не брал ребенка на руки и не признавал своим: Свенельд досадовал, что его обскакал родной сын, а Мистина из почтительности к отцу предпочел не объявлять вслух о своей победе. Но поскольку Милянка принадлежала Свенельду, то и ребенок молчаливо считался его чадом. Тот случай – когда воевода исступленно хлестал плетью собственного сына, стоявшего перед ним на коленях с опущенной головой, – постепенно забылся, ушел в глубины семейных преданий. Отчасти напоминало о нем лишь имя Лют, что так и укрепилось за ребенком Милянки.

Она умерла, когда сыну было десять лет. И ни мать, ни кто-то из челяди ни разу не посмел даже намекнуть Люту, что с его рождением не все было гладко. Узнав правду теперь, в двадцать шесть лет, он не мог взять в толк, добрую весть сейчас услышал или дурную. Он не сын Свенельда… на самом деле тот ему дед, но от этого он же никуда с дерева рода не денется.

– И значит, Витислава… – начал он, пытаясь уложить в мыслях все эти новости.

– Тебе родная бабка. Сегодня ты получишь жену княжеского рода. И ты происходишь от девы ровно такого же княжеского рода, если не лучше. Драговит ободритский – не какой-то там Унемысл луческий. До сих пор ты вел себя как достойный правнук Драговита. И потому я, знаешь ли, – Мистина усмехнулся и прикоснулся к его плечу, – давно простил себя за тот раз. Ведь иначе тебя бы не было, а я очень рад, что ты у меня есть…

Лют молчал, мысленно будто примеряя нового себя. Разумеется, он все знал о Витиславе, гордости рода, но привык думать, что эта честь не про него. И вот оказалось, что в нем ее кровь, что он имеет право гордиться родством с ободритской княжной лишь чуть меньше, чем Мистина, ее законный сын.

– А если твоя новая жена, – добавил Мистина, – когда-нибудь станет уж очень сетовать, что ей достался незнатный муж, так уж и быть, передай ей то, что я тебе рассказал. Будем надеяться, тайны второго мужа она сохранит лучше, чем первого…

Когда вдова выходит замуж снова, долгих обрядов, как на первой свадьбе, для нее не проводят. Она ведь уже миновала переход из дев в жены, что пролегает через тот свет, и остается лишь подтвердить ее и нового мужа взаимные права друг на друга. Рода у Величаны больше не было, и сегодня, верхом на той же чалой въезжая в ворота Свенельдова двора, даже имя отца своего, Унемысла луческого, она оставляла снаружи. Мать ей заменяла Эльга, проводившая из своего дома; дядек и братьев – Острогляд с сыновьями и Торлейв. Позади поскрипывал запряженный волом воз с ее коробами и двумя служанками.

Мистина и Лют ждали невесту перед старой Свенельдовой избой. Лют был вымыт, одет во все чистое, в красном кафтане и с лучшим наборным поясом, но от волнения имел замкнутый вид. Не подавая вида, Мистина тоже волновался. Кто бы мог подумать – плод случайного порыва, никому не нужный пащенок дворовой девки сегодня введет в воеводский дом настоящую княгиню. Точно так же, как когда-то сам Мистина ввел Уту, вдову Дивислава ловацкого. Но он был горд за Люта и благодарен рожаницам за его добрую судьбу – которой сам, строго говоря, не заслужил.

Плод его тайного бесчестья сегодня принесет дому немалую честь. С тайным трепетом, будто сам жених, Мистина снял Величану с коня, поцеловал ее и повел в избу.

Здесь все было прибрано, цветная посуда на полках вытерта, медная и бронзовая оковка ларей спешно вычищена. На столе стоял большой кувшин меда и несколько кубков. У дверей толпилась челядь, в том числе и две младшие жены Люта с тремя детьми. Перемила и Ветляна стояли, покорно опустив глаза. Рано или поздно сюда должна была явиться настоящая знатная хозяйка, и им оставалось молить богов, чтобы она не оказалась вздорной и жестокосердной. По женщинам Величана лишь скользнула беглым взглядом, зато улыбнулась, задержавшись на здоровых детских личиках. Ей уже нравились эти дети – продолжение Люта, и она видела в них залог того, что вскоре он и ей подарит такое же милое дитя.

Тишанка прошла вслед за госпожой, держа в руках курицу со связанными лапами и свежий хлеб – приношение чурам, чтобы приняли новую жену.

– Перед богами, перед чурами нашего очага, перед вами, знатные мужи, я принимаю в наш род эту женщину, Величану, – объявил Мистина, остановившись перед столом. – Признаю ее хозяйкой дома и госпожой всех его богатств, челяди и скотины. Я вручаю ей ключи от всех замков и передаю право распоряжаться имуществом и припасами. И да благословят ее боги под нашим кровом, наградят здоровьем, долголетием, удачей во всех делах и многочисленными чадами!

Мистина взял со стола две связки ключей и передал Величане. Она взяла их и прижала к груди. Связки были весьма тяжелыми. В одной не менее десятка ключей от навесных замков для клетей и погребов с припасами – кованных из железа, похожих на совочки на длинном черенке. Во второй связке было несколько ключей от ларей с более ценным имуществом, эти были похожи на крючки с зубчиками, а их рукояти были из узорной литой бронзы, некоторые – с серебром и даже позолотой. Уже старые, вытертые, иные из них помнили руки Витиславы и Уты. А теперь все богатства этого славного дома принадлежат ей.

Один раз, на другой день после свадьбы с Етоном, Величане уже дали похожую связку ключей. Но тогда она, разбитая и напуганная началом новой жизни, и на четверть не радовалась этому так, как сейчас. А сегодня Мистина казался ей богом, вручившим истинные ключи от ее счастья.

– Я принимаю эту женщину как мою жену, – хриплым от волнения голосом сказал Лют. – И пусть то, что она принесла с собой, умножится многократно.

Величана повернулась к нему. У нее подкашивались ноги – сейчас все то, о чем она мечтала, как о безумном и несбыточном, наконец-то станет явью. Она получает мужа – того, за кем по доброй воле пойдет в могилу хоть завтра и будет готова умереть без сожалений, лишь бы не расставаться с ним ни на день.

Княгиня Эльга мудра, но она не права. Любовь земная – справедлива. «Ты прекрасен, возлюбленный мой!» – говорит женщина столько веков, сколько существует род людской, и она права всегда. Ты – солнце моей души, и разве можно измерить точными мерками счастье, что несет мне твой свет?

Лют шагнул к ней. Они должны были еще что-то сказать, еще что-то сделать, передать свадебные дары, выпить из рога, обойти вокруг печи… Но только сейчас, глядя в зеленые глаза своей вилы, Лют осознал значение того, что рассказал ему Мистина. Он может больше не бояться, что недостаточно для нее хорош. И пусть об этом знают только он и Мистина – этого довольно.